– А на дороге всё должно быть толково, – вздохнул большой Аникеев и, с трудом натянув фуражку на голову, выдвинулся из будки под дождь.
На пятой минуте разговора с клоуном Кешей голова инспектора Аникеева была совершенно мокрая и совершенно замороченная рассказами о цирке. Он уже собирался поскорее отпустить чудную машину в дождевую даль, но на бестолковый багажник указать следовало. И только Аникеев повёл широкой рукой…
– Алле-оп! – рявкнула Вакса, выныривая из распахнувшегося сундука.
– Алё-гоп! – поддакнула мышь, сидевшая между огромных ушей собаки. И звонко тряхнула бубенцом.
Оба животных радостно улыбнулись инспектору Аникееву, а собака с особой кокетливостью помахала треугольными ушами. Сверху на всё на это весело лил дождь.
– Кряк! – крякнул инспектор Аникеев. Фуражка упала с его удивлённой головы и, покатавшись по асфальту, успокоилась возле камушка.
Было ясно, что бестолковость на этот раз победила. Большой и мокрый Аникеев махнул рукой, командуя отправление. Кеша вскочил в машину…
Именно в этот миг бубенчик выскользнул из лап мышонка, звякнул о крышу машины, подпрыгнул и полетел куда-то вниз.
– Ой! Ой-ё-ёй! – крикнул Там.
Он сам не заметил, как соскочил на крышу. Потом на попе соскользнул по заднему стеклу, вылетел на асфальт и заметался под дождём, пытаясь найти своё сокровище.
– Я сейчас! Сейчас! – кричал он в сторону машины.
Бедный мышонок не видел, что машина уже тронулась с места.
– Вот! Нашёл! – выкрикнул Там, схватив бубенец.
Он обернулся. Красная машина уносилась вдаль. Но она была ещё видна за завесой дождя. А на крыше, в распахнутом сундуке, стояла собака Вакса и отчаянно лаяла.
На дороге теперь остались только мышонок Там и фуражка, лежавшая на обочине, возле камушка. Мокрый инспектор Аникеев скрылся в своей стеклянной будке.
«Даже фуражку потерял, бедный», – подумал Там. И тут понял, что и сам он теперь – бедный. «Темнеет уже… Вакса укатила, и дождь проливной… И город – он где?» Мышонок посмотрел сквозь дождь вдаль, туда, куда уехали Кеша и Вакса.
На далёком холме, в сыром тумане, светились фонари, маячили светлые очертания больших домов, поблёскивали то ли реки, то ли улицы…
– Холмогоры, – улыбнулся Там, утирая мокрую мордочку. – Значит, завтра будет у меня город.
Дождь понемногу стихал. Сгущались сумерки. Мышонок почесал за ухом, раздумывая о ночлеге. Потом обернулся к фуражке, лежавшей на обочине. Подбежал к ней, упёрся лапками в край. И, приподняв, нырнул под козырёк. Внутри было тепло и сухо.
– Вот так, – сказал мышонок, укладываясь под фуражкой на рюкзачке. – Вот так. А завтра – Холмогоры.
По тёмной дороге, светя фарами, пролетали мокрые машины. Инспектор Аникеев пил горячий чай, обсыхая в своей будке. А на обочине, под фуражкой, посапывал во сне мышонок Там.
Незнакомец
«Это кто же тут урчит?» – подумал Там, просыпаясь. Время уже шло к полудню. Этот «кто-то» всё утро урчал, мешая мышонку досмотреть сон. Наконец Там не выдержал, сердито встряхнулся и сел.
Под фуражкой, где он ночевал, было темновато, но в щёлочку снизу проникал свет. Там вгляделся в полумрак: никого, кроме него самого, тут не было. А урчание продолжалось. Оно даже усилилось. И тут мышонок заметил, что звук происходит из его живота.
– Получается, это я сам, что ли, урчу? – пробормотал он и уставился на собственный живот.
Тот урчал самым сердитым образом. Дело в том, что Там никогда ещё не испытывал голода. И только теперь сообразил, что весь вчерашний день ничего не ел, просто ни крошечки.
– Так не пойдёт, – серьёзно сказал мышонок, глядя на живот, – прекрати урчать.
Живот не послушался.