– Куда ты скажешь, туда и пойдем. Только давай насчет денег решим. Везде платим пополам.

– Да ладно тебе, у меня все под контролем! – отмахнулась Гульмира.

– Не ладно, так не пойдет. Я уеду, а ты зубы на полку положишь. Завтра обменяем рубли на тенге и закинем тебе на карту.

Гульмира зевнула.

– О, кажется, чай начинает действовать. Хорошо, я же знаю, ты не успокоишься. Обмен так обмен.

– Слышишь? – вдруг спросила Анна.

– Что?!

Гульмира застыла на полпути к новому зевку, прислушиваясь к звукам из недр квартиры. Кот, что ли, творит какую-то пакость…

– Не слышишь? – снова прозвучал вопрос.

– Да не слышу я ничего.

– Эх ты, а я слышу. Меня ласково зовет императорская кровать!

Понятное дело, утром никакой йоги опять не случилось. Из ранее намеченных ритуалов соблюдался только кофе. Анна возилась с туркой, попутно выясняя у дочери, как у них с котом дела.

– Уничтожил очередное зарядное устройство, – сообщила она Гульмире, которая возникла на кухне, растрепанная, как домовенок Кузя.

– Вредитель. А ты знала, что кошка – единственное животное, которому разрешено входить в мечеть?

– Надо же. А собаки?

– Балда, я говорю, что единственное, а ты про собак спрашиваешь. Что у нас сегодня?

– «Баварский шоколад».

– Наливай!

Судя по погоде, день обещал быть жарким. Ну, а как иначе – середина июля. Потому опять запаслись бутылками с водой и направились в сторону парка 28-ми панфиловцев. По дороге Анна напомнила про обменник.

Перед поездкой она озвучила девиз отпуска: «Не усложняй!» То есть никаких сложностей ни себе, ни другим. Это касалось и материальной стороны. Поэтому успокоилась она только тогда, когда рубли превратились на тенге и перекочевали на карту Гульмиры.

В парке уже носились бегуны, все, как один, с особенным выражением лиц, сосредоточенные и одухотворенные. По дорожкам, никуда не торопясь, гуляли вездесущие голуби и бодрые старушки с палками для скандинавской ходьбы.

– Вот, смотри. А нас даже на йогу утреннюю не хватает, – попеняла Анна.

– У нас каждый день марш-бросок, так что мы побольше их оздоравливаемся, – парировала Гульмира.

Аллея вела их к собору, который возвышался в центре парка среди легкомысленно трепещущей зелени. Его купол просвечивал золотистыми всполохами между ветвей, но, когда подошли ближе, Анна ахнула при виде открывшейся красоты.

– Хочу зайти в храм, поставить свечки.

– Конечно, иди. Я подожду тебя в тени.

Косынка, припасенная в сумке на случай солнцепека, пригодилась покрыть голову. Она перекрестилась, вошла в собор и сразу сунулась к стоящей на входе женщине с вопросом, можно ли сделать видеосъемку. Та благосклонно позволила. Хотелось запечатлеть внутреннее убранство и показать потом родственникам на Урале. «Милостью Божьей оказалась я тут. Спасибо». Молиться Анна не умела, главным в общении с Богом считала искренность слов. Поставив свечи за здравие и за упокой, вышла на улицу. Гульмира топталась неподалеку, спрятавшись под деревом.

– Ты бывала внутри? Видела, какое там великолепие? – Анна говорила тихо, не хотела расплескать умиротворение.

– Да, видела. Между прочим, это одна из самых высоких деревянных церквей в мире, построена из тянь-шаньской голубой ели.

От храма аллея привела их к Вечному огню, у которого лежали три гвоздики. «Все верно, – подумалось Анне. – Для памяти не нужна строго отведенная дата».

Какое-то время они еще покружили по парку. Беспощадное июльское солнце все-таки вылавливало их на открытых участках и обрушивало на головы свой жар.

– Чудесное место, – сказала Анна. – Ты постоянно говоришь о ваших парках, хочется в каждом побывать.