Рита хмыкнула и громко выдохнула, шире улыбнувшись. Она подумала и замотала головой.

– Не бойтесь, вы пойдете с нами. Мы попросим охрану выключить все камеры. Мы пойдем через служебный вход, в окна тоже никто не будет смотреть, с той стороны архив, – ласково, но настойчиво объяснила Евгения Николаевна. Максим Сергеевич кивнул ей, поддерживая эту невинную ложь. Рита осторожно кивнула и закрыла ладонями глаза. – Конечно, маску мы тоже наденем. Как в туалете, хорошо? Сейчас заканчивается ужин, и все больные по палатам. Вас никто не увидит.

Рита вздохнула и кивнула. Максим Сергеевич заметил, как она борется с собой, как страх пытается овладеть ею, заставить забиться в угол, спрятаться и драться до последнего.

Через полчаса Евгения Николаевна вела Риту по коридору. Максим Сергеевич ждал их на улице, быстро докуривая вторую сигарету. Очень захотелось курить, почему-то он сильно нервничал.

– Вот, держите, – он вложил в ладони Риты снежок, холодный, мокрый и, казалось, будто бы живой.

Рита прижала его к лицу и сняла маску. Она с удивлением смотрела на сквер, изучала высокий бетонный забор, потом расхрабрилась и пошла к ближайшей старой яблони, мертвой на вид. Евгения Николаевна шла рядом, поддерживая под локоть. Рита была слишком слаба и стала падать, если бы не Максим Сергеевич, она бы упала прямо перед деревом, словно перед злым и ревнивым истуканом, желая получить прощение.

– Ничего страшного. Будете хорошо есть, попробуете обогнать Евгению Николаевну. Она у нас кмс по бегу, так что придется попотеть.

Рита заплакала. Тихо, без истерики или паники. Она гладила замерзший ствол левой рукой, в правой сжимая таивший снежок. Первый снег уже скрылся в серости вечера, сумерки охватывали все пространство, фонари освещения находились слишком далеко, и в этом месте сквера их действительно никто не мог видеть.

У него зазвонил телефон. Отойдя на три шага, он быстро переговорил с Альбиной, через час он обещал быть дома. И он хотел домой, не надеясь ни на что, понимая, что у жены очередной кризис, что он мог бы ей помочь, вылечить так, как его учили, но она этого не хотела, не желая признавать свою болезнь. Пока же он был немного счастлив, как и она, находя в нем снова того, кого по-настоящему любила. Но это они уже проходили и не раз, а дальше.. не хотелось об этом думать, «let it be», как пелось в их любимой песне. Вот если бы они и, правда, понимали ее посыл, и следовали ему. Если бы люди научились понимать друг друга, если бы, если бы…

Рита показала на его телефон. Он протянул его Рите, но она замотала головой.

– Я должен кому-то позвонить? Нет, и вы не хотите никому звонить, верно? Так, этот ребус я разгадаю, не зря я замзав, – он улыбнулся и спрятал телефон. Евгения Николаевна непонимающе хлопала ресницами. – Мне надо найти ваш телефон, верно?

Рита закивала, обрадованная, что он понял. Она пыталась сказать, но вместо слов из нее вырывался хрип, и она быстро сдалась. Слова были слишком тяжелы для нее. Она вновь потянулась к телефону, он дал ей свой старый самсунг, сняв с блокировки. Рита в одно касание открыла диктофон и показала ему экран.

– Так, мне надо найти ваш телефон и открыть диктофон. Вы записывали свои мысли, может, вели дневник?

Рита радостно закивала и отдала ему телефон, приложив к груди, доверчиво смотря прямо в глаза. Он кивнул, что понял, и повел ее обратно в палату. Рита очень устала, но не сдавалась, через силу переставляя ноги.

Перед уходом, он зашел к Евгении Николаевне попрощаться и приказать идти домой, ночная смена уже заступила, а девушка, уложив Риту, боролась с отчетами. Как он и обещал, это давалось нелегко.