– Ладно, без тебя в Ондоли сходим. А через сколь нужно капканы проверять? – спросил Саня и, ударив своей кружкой об протянутые кружки товарищей, выпил.

– По-доброму дня через три, чтоб мыши не постригли! Но вам можно и дней через пять, чтоб понадежней было! – сказал Толик, морщась от водки, и, зацепив вилкой квашеную капусту, закусил.

– Как раз вернемся с Ондолей, сразу и сюда на санях сгоняем! Потом-то с нами поедешь? – спросил Санёк.

– Не-е, сами сымайте, поймается чего, так себе заберёте, я уже досыта наловился!

– Ладно! – ответил с виду огорчившийся, но внутренне довольный Сашка.

Студенты, выпив ещё по чуть-чуть, больше не стали, а Толик допил остатки один, затем, закурив папиросу, прилёг на нары и спокойно заговорил:

– Вот вам сейчас хочется по тайге бегать, всё интересно, но это поначалу романтика. Потом это станет тяжёлым, изнурительным трудом. Я вот после каждого сезона десять килограмм веса теряю. А ещё постоянно один, только с собаками да транзистором поговорить можно! Раньше на пару с Михой Капустиным охотился, потом мы разбежались, один стал. Это ребятки не каждый выдержит! Тут психику сильную надобно иметь. Так что вы ещё хорошенько подумайте, прежде чем с тайгой себя навсегда связать. Это как с бабой кольцом обручиться, детишек наделать, потом от неё уже никуда не денешься!

– Да ладно тебе, мы же охотоведы, а не охотники. Так в отпуск сходить на месяц. Зачем же мы тогда учимся пять лет?! – парировал Сашка.

– А вот я бы, наверное, смог работать штатным охотником. И заработки, и красота в тайге, и душевное равновесие! – вдруг выдал Лёшка.

– Много вашего брата из города приезжает за романтикой, а потом бегут обратно, как ошпаренные, после первого же сезона! А некоторые ещё и теряются в тайге! – ответил Анатолий.

Лёшка призадумался… Ведь он тоже был городским… Хоть и никогда не был избалованным, и воспитывался больше двором, всё же в лесу бывал редко. К охоте его приучил отец, который хотя родился и вырос в деревне, но не был особым фанатом этого дела. Имел он ружьишко – одностволку двадцатого калибра, ижевку семнадцатую, с длиннющим стволом, цилиндром. Но в лес ездил нечасто, иногда за грибами семью вывозил, а заодно брал ружьё с собой больше для форса. А Лёшка в такие поездки всегда выпрашивал его поохотиться. Отец поначалу боялся, что он заблудится, пацан ведь ещё! Вот и растолковывал ему, как не потеряться в лесу, как ориентирами разными пользоваться, сторонами света, положением солнца на небе. Лёшка вроде и слушал его внимательно, но всё равно больше на свою чуйку всегда рассчитывал. Была у него в голове какая-то своя неведомая система навигации, как у зверя лесного, и выходил он обратно всегда точно туда, где стояла их машина. Отец поначалу удивлялся, а потом перестал сомневаться в его способностях. А Лёшка был фартовый, обязательно своим шестым чувством находил в лесу дичь и добывал то зайца, то рябчиков, то глухаря. Отец же гордился его везением и всегда хвастал своим друзьям и соседям по гаражу, что кроме грибов ещё и дичи настреляли.

– Ну, это ещё посмотреть надо, кто вперед убежит из тайги! – вдруг уверенно ответил Алексей.

– Время всё по местам расставит! – с хитринкой в голосе сказал Толик.

Утром, покидая зимовьё, Лёшка забыл на поленнице свой топор. И вспомнил об этом, уже отойдя от избушки километра на два. Он сказал об этом товарищам и, скинув рюкзак, хотел было бросить и своё ружьё, но Анатолий не дал ему этого сделать:

– В тайге никогда нельзя бросать ружьё! Вдруг шатун придет? А ты ему что, обделанные штаны в морду совать будешь?