Саша Когут прихватил с собой несколько магнитофонных кассет с его любимым шансоном, на одной из которых оказалась совершенно новая запись далекого и неизвестного эмигранта Миши Шуфутинского, который исполнял своим бархатным баритоном авторские песни тогда никому не знакомого Александра Розенбаума с необычной, высокопрофессиональной оркестровой аранжировкой. Красивая музыка в непревзойденном исполнении этих песен Михаила, после ставшего народным любимцем всего Союза, создавала прекрасный фон. Всем было весело, до поздней ночи травили анекдоты, курили, рассказывали смешные истории и понемногу выпивали, а иногда просто наслаждались музыкой.

Над одной историей Лёшка хохотал больше всех. «На Таймыре валом шёл северный олень, – рассказывал Андрей Прудич. – Проходили массовые заготовки мяса на путях миграций этого зверя через реки. Лицензии заканчивались, и главный охотовед промхоза телеграммой отправил в управление края запрос на дополнительный лимит в количестве десяти тысяч штук. В управлении поддержали активность охотоведа, страна нуждалась в мясе диких копытных, и сразу отправили телеграммой запрос в Москву на дополнительные лицензии в Главохоту. Однако секретарша пропустила одно слово – “северный”. В Главохоте не все догадывались, какой олень обитает на Таймыре, и выслали первым же авиарейсом лицензии на… марала, который тоже олень, только благородный».

Утром, вернувшись в посёлок, узнали, что медведи не приходили ночью к дому сторожа, зато вновь посетили домик дяди Вени, которого вчерашним вечером дети вывезли в город. Караулившие на крыше Алик и Павел решили утром пройтись по участкам и заметили сломанную дверь и разбитые стекла на веранде домика. Внутри они нашли раскрытый старый холодильник и сплющенные банки из-под тушенки и сгущенки с выдавленным и съеденным содержимым. По их виду было похоже, что сверху проехал асфальтовый каток, а по следам от зубов – будто их расстреливали из карабинов разных калибров. Здесь же валялись пустые разбитые банки из-под варенья и соленья, видимо, не вошедшие в машину детей дяди Вени, разорванные пакеты и тряпичные мешочки из-под муки и круп. Лохматые грабители слопали всё съедобное!

Ночное дежурство следующего дня также не принесло желаемого результата. Третью ночь Лёшка отсидел с Сергеем Рябовым до утра, но медведи вновь не пришли к сторожке. Все успокоились и решили, что медведи, пошалив, подались к берлоге, и караулить их больше нет смысла. Через пару дней Лёшка немного припозднился на работу и, подойдя к двери кабинета Жалимова, услышал его громкие крики и даже нецензурные выражения. Он постучался и, как ни в чем не бывало, извинившись за опоздание, сел на свое место. Начальник с покрасневшим лицом громко произнес: «Вам последнее персонально предупреждение, следующим будет строгий выговор, а затем, сами понимаете, – увольнение!»

– Есть! – не удержавшись, съязвил Лёшка.

Вкратце перешептавшись с Димычем, он узнал, что та же медведица накинулась на сторожа, вышедшего «до ветру» во двор, чуть не задавив его, хорошо, что с ним дежурил дядя Веня, который выстрелил из ружья вверх, напугав зверя.

– Так вот, если за два дня медведи не будут отстреляны, я уволю нескольких недисциплинированных сотрудников! – продолжил начальник, надрывая голос.

Лёша поднял руку, как в школе, поставив локоть на ладонь другой.

– Говорите! – раздраженно произнес Владимир Кириллович.

– А если я добуду медведицу, вы мне открепление дадите?..

– Если убьешь сам, даю слово! Ты у меня всё равно «номер один» на увольнение.

– Не совсем дурак, давно понял…