Уэйн погряз в руины спокойного себя и задумался.
Действительно ли, под словом «синий» мы представляем себе цвет и уясняем отдельные его характеристики.. Полностью погружаемся в слово, если нам дано более, чем ненавязчивые 10 секунд.
Однако же, говоря о «синей птице», мы разделяем наше внимание на два объекта, акцентируясь всеми приоритетами вдумчивого, запечатлевающего зрения на связь, видимый нами объективный промежуток между смысловыми словами. Мы уделяем внимание синему ровно столько, сколько мы готовы взять силы на рассмотрение птицы. Интересный аспект.. С того момента, как народ усек занятного рода фишку, родилось понятие словосочетания.. Затем люди, наглядевшись в письменность и связь того с представленным воображением, задумались о структуре предложения, что то, оказывается, вполне способно и может состоять из словосочетаний. Читая предложение, мы часть за частью из замеченных нами деталях в промежутках между словами соединяем то со следующими производными, воспроизводя целую уже в свою очередь картину. Самыми разборчивой в данной методики логики наверняка были немцы, сохраняя по сей день чуть ли не то самое расположение объявленных вещей, сказанных в предложении, в порядке удобности их вырисовывания, воспроизведения нами в нашем сознании. Многие европейские языки тоже, вероятнее всего, оставили след в скульптуре такой логики. Что же касается отдельно русского и похожих по структуре языков.. Здесь логичная структура всей психологической процедуры, весь штатив, вся расстановка сводится на нет. Удобство представления заменяется все чаще и чаще на составление, построение в голове сначала и прежде всего важного для окраски предложения идеи, содержания. И уже только потом все сказанное преображается в удобный для мысли контекст, можно говоря, пищу. Приведем пример, когда.. (хорошо заданный прием способа говорения демонстрируется, когда субъект предложения материален)..
По удобству структуры будет очевидно, что в первую очередь мы нуждаемся сказать, что речь идет об охотнике, который идет. Картина легко представляется в наших условных изображениях, что-то даже приписывая художественным путем, так сказать, лично. И уже после всего выше предъявленного мы можем выдвинуть основу нашей мысли; так это то, что охотник жутко, до безразличия уставший и он совсем не духе замечать вокруг себя какие-либо признаки роскошных возможности, насыщенной жизни.
Если человек не захочет следовать принципам и построению логики в непосредственном контакте с человеком, тогда он, скорее всего, расскажет собеседнику о том, что охотнику (да, в своих прихотях он может просто воспользоваться первым рядом «он», вместо сей правды откровения) максимально нехорошо, он устал, он сломлен тягостью сброшенных сил, ему всерьез не до оленей.. И лишь потом.. И лишь потом рассказать, что он идет. Весь прикол в том, что собеседнику слушающему будет в какой-то степени сложнее вообразить себе такую постановку сюжета, это отобразится у него в каком-то моменте времени и вовсе как случайное, но коим образом связанное положение объектов, чувств, атмосфер и состояний, то ли вместе, то ли врознь.. Непонятно..
Да, вы могли бы с гордостью вспомнить и воскликнуть бы о существовании категории состояния в нашем языке. Мол, в логику вашу это ни сколь не вписывается..
Что ж, я вам отвечу. Так не должно.!
Учитывая к тому же и тот факт, что категория состояния в языке берет все же несмотря на все пометки характеристик роль и функции слова в сознании человека, хочется просто наконец сказать, что при воображении картинки сказанного с категорией состояния предложения мысли не отдают отчет и всяко, кажется, предпочтение образовании в картине присутствия категории. Ну не их это роль.. Говоря о категории, рассуждения человека о ней, зарисовки в голове создаются больше эмоциональной, чувствительной стороной. Потому что банально, конечно же, мы не можем увидеть, а следовательно, вырисовать холод, жару, темноту.. За это будет отвечать несколько другие факторы восприятия человека.