– Ты спасла мне жизнь…

– Ага, вместо того чтобы, укокошить еще там в Доностии, – она криво улыбнулась. – Бабушка будет в ярости!

Он осторожно опустил ее на траву, сел рядом, устроив ее голову у себя на коленях, дал отхлебнуть немного вина. Постепенно Катталин оживала – щеки чуть порозовели, дрожь прошла. Пако гладил ее спутанные волосы, сам понемногу приходя в себя. Полежав еще немного, она села, чуть покачнувшись.

– Нам пора.

– Ты уверена, что сможешь идти? – Пако был не на шутку обеспокоен ее состоянием.

– Какое-то время смогу, а потом будет твоя очередь меня тащить! Да, скажи, зачем ты полез в пропасть?

– Мне показалось, что я услышал момочоррак… – Пако затравленно оглянулся. – Их точно здесь нет?

– Так вон же они! – Катталин с улыбкой махнула рукой в сторону противоположного склона. Там в тени большого дерева уютно устроились две крупные рыжие коровы. Вот одна лениво поднялась, тряхнула головой, и по ущелью разнесся знакомый печальный звон надетого ей на шею колокольчика. Молодые люди расхохотались, повалившись в траву. Они смеялись долго, почти до колик, давая выход невероятному нервному напряжению, чувствуя, как пережитый страх понемногу отступает. И вдруг, сквозь это истерическое веселье, Катталин отчетливо поняла, что ей не надо разбираться ни с какими чувствами – чувства уже сами разобрались с ней.

Так или иначе, но надо было идти. От былой грации девушки не осталось и следа, она тяжело опиралась на руку спутника, еле переставляя отяжелевшие ноги. Да и Пако был не в лучшей форме – саднили многочисленные царапины и ушибы, два пальца на правой руке распухли и плохо двигались, он чувствовал себя разбитым и опустошенным. В довершение ко всему он был с ног до головы покрыт коричневатой пылью, одежда в некоторых местах была порвана, даже рюкзаку прилично досталось. Зато зонт, так любезно вмешавшийся в историю с падением, был в полном порядке, его загнутая рукоять все так же вызывающе торчала над правым плечом Пако.

Медленно ковыляя, они спустились в долину, представляя собой довольно жалкое зрелище. Их сопровождали лишь резкие крики разочарованного грифа, продолжавшего чертить круги в вечереющем небе.

Скоро начали попадаться признаки близкого жилья: небольшие участки обработанной земли, на которых сияли алыми боками помидоры, желтели среди ярких узорчатых листьев пузатые тыквы, торчали, не помещаясь в земле, оранжевые столбики моркови, увенчанные сверху пучками перистой ботвы… Затем потянулся ухоженный фруктовый сад, где среди сочно-зеленой листвы там и сям виднелись наливающиеся соком разнообразные плоды.

Катталин уже еле шла, Пако и впрямь думал понести ее, но тут дорога привела на широкую ухоженную лужайку, покато поднимающуюся к белым стенам приземистого каменного дома, крытого черепицей. Справа к лужайке подступал лес, по левую руку виднелись аккуратные хозяйственные постройки и большой пруд, откуда доносилось кваканье лягушек и перекличка водоплавающей домашней птицы. Увидев усадьбу, девушка приободрилась и пошла ровнее. Неожиданно откуда-то сбоку выскочил небольшой рыжий пес с умной мордой и заостренными чуткими ушами. Он остановился поодаль и принялся с чувством облаивать незваных гостей.

– Пи́нчо! Пи́нчо! Это́рри о́на!2

Дверь дома отворилась, и на пороге показался дородный мужчина средних лет, одетый, несмотря на теплую погоду, в плотные холщовые штаны и темный жилет, на голове у него красовался лихо сдвинутый набок черный берет, шею украшал щегольской бело-голубой клетчатый платок, а из густой короткой бороды торчала изогнутая вересковая трубка. Крупные добродушные черты его лица расплылись в широкую улыбку при виде Катталин, но увидев плачевное состояние путников, мужчина посерьезнел и что-то быстро спросил по-баскски.