Но, когда эта черта проведена, по разные стороны мы обнаруживаем двух человек, которые угодили в противоположные группы, хотя по всем параметрам похожи друг на друга больше, чем на большинство представителей собственной категории. Один из них очутился «в пределах нормы», а другой – «за». Если вы из тех, кто оказался в категории «за пределами нормы», у вас больше вероятность получить помощь, в том числе и доступ к услугам и лечению. При этом ваш ближайший сосед, попавший в категорию «нормальных», сталкивается приблизительно с такими же трудностями, но ничего об этом не знает и не располагает полезными ресурсами. С другой стороны, он не получает и всего того, с чем ассоциируется ярлык «ненормальный», и, возможно, избавлен от стигматизации.
И все же, если бы мне пришлось провести произвольную черту, основываясь на типичных результатах тестов на внимательность у разных людей, насколько хорошо эти результаты соответствовали бы тем сложностям «в реальной жизни», о которых говорит DSM-5? Короткий ответ – так себе, и вот почему: способность человека «сопротивляться отвлекающим факторам» существует не в вакууме. Она живет в мозге вместе с целым сонмом других особенностей его устройства, которые иногда усугубляют, а иногда компенсируют конкретную проблему. В свою очередь, этот мозг существует в среде с особым набором требований, и иногда ему легко их удовлетворять, а иногда нет.
Это объясняет, почему диагностические критерии СДВГ строятся скорее на функциональности, нежели на типичности. Клиницисты предпочитают не измерять в лаборатории, насколько человек рассеян, а задавать вопросы относительно «негативного влияния на функционирование» у конкретного человека. По данным Центра контроля заболеваний диагноз СДВГ получают в США около 9,4 % детей, и эта доля неуклонно растет. А если СДВГ есть практически у каждого десятого ребенка, нельзя считать, что это «ненормально», правда? Я просто хочу сказать, что, когда речь заходит об устройстве нашего мозга, важно понимать, что типичность (насколько часто те или иные особенности устройства мозга встречаются у разных людей) и функциональность (насколько хорошо эта особенность устройства мозга помогает человеку в конкретных условиях) – это разные критерии, и «норму» можно определять и через тот и через другой параметр.
Чтобы еще сильнее все запутать, позвольте мне заронить семя (сомнения) относительно роли культуры в исторических определениях как типичности, так и функциональности. Прежде всего, если речь идет о типичности, и ученые, и потребители научных данных в равной степени обязаны задать себе важный вопрос: похожи ли те, кого мы исследуем, на обитателей реального мира, относительно которых мы хотим сделать те или иные выводы?
Ответ на этот вопрос почти всегда отрицательный. Как остроумно заметил Джозеф Хенрих, профессор эволюционной биологии, и его коллеги, люди, которых мы изучаем, те, на ком основано само определение типичности, очень СТРАНные[27]. То есть подавляющее большинство наших знаний о том, как устроены люди, получены в ходе исследований, проводимых на выборках из западных, образованных, индустриальных, богатых и демократических СТРАН[28]. Большинство испытуемых в этих исследованиях – белые студенты колледжей. Если вы проводите в обществе студентов столько же времени, сколько и я, от такой очевидной необъективности выборок впору занервничать[29].
Я не собираюсь приукрашивать действительность. Большинство научных данных в этой книге, в том числе некоторые мои работы, основаны на СТРАНных выборках. Очевидно, мои возможности объяснить вам, как устроены