– Йес!

– У вас есть с собой крупная сумма?

– Йес!

– Где?

– Йес!

Слушающий что-то шепчет вопрошающему. Они обмениваются понимающими кивками и меня отпускают.


– Ну что? – спрашивает жена на выходе.

– Чудовищно глупы, – говорю я. – Ужасно!

Лос-Анджелес

На улице серый туман.

– Это «фог», – поясняет нам экскурсовод. – До полудня тут сплошной «фог».

– А после?

– А это смотря куда мы поедем. Если в Беверли-Хиллз, то «фиг» – в смысле покупок. Вас же интересуют покупки? – обращается он уже ко всей группе, и недобитые полётом согруппники воспламеняются:

– Да! Да! Конечно!

– А вы хотите сэкономить деньги?

– Да-а-а!

– Ну, тогда едем в Беверли-Хиллз.

                                          * * *

За окнами мелькают зелёные скверики, ухоженные домики, роскошные авто: «роллс-ройсы», «бентли», «мазерати»… «Порше» вообще как мух.


– Ты посмотри, на чём они ездят! – говорю жене. – Отсталые люди, у них даже нет нормальных машин.

– А что носят?! – подхватывает она. – Это же никто не носит!

– Да, – соглашаюсь, – ещё никто.


– Подъезжаем! – в микрофон информирует гид.

– Сколько у нас времени?! – взводит кошельки группа.

– Два часа.

– А хватит?

Гид загадочно улыбается:

– На витринный шопинг вам хватит и получаса, но я даю с запасом.


В итоге нас десантируют у обочины, и мы разбегаемся хищными скачками. Слышны выкрики: «Вижу „Диор“!.. Ицик, хоть что-то скажешь мне про деньги, слушать тебя не желаю!»


– Фу, «Диор», – кривится моя благоверная. – Идём искать «Шанель»! – даёт она вводную, и я вздыхаю:

– Надо было переться в такую даль за какой-то там шинелью?

                                          * * *

После перелёта, с распухшими ногами и стоптанными задниками, в мятой, пропахшей летучей коммуналкой одёжке мы тут как свои.


– Со мной что-то не так? – недоумевает жена. – Чего они все пялятся?

– Дикие, – говорю. – Чему удивляться?

Затем слюню палец и стираю с её щёк размазанную тушь.

– Ну-ка, вспуши, – командую. – Давай, чёлку на меня… Теперь на себя… Снова на меня… Отлично! Идём искать шинель.


Рядом притормаживает чёрный «хаммер». Из окна выглядывает угольное лицо в пепельной бандане, тёмных очках, с гигантским золотым крестом на шее. Лицо покачивается в такт оглушительным басам рвущегося наружу рэпа.

– Шалом! – говорю ему приветливо.

И лицо, вдавив газ, уезжает.


Супруга мало доверяет мне как стилисту и потому требует зеркала. В Беверли-Хиллз мы впервые. Её желание произвести впечатление мне понятно. Нас должны запомнить – мы тут не каждый день.


– Зайдём-ка в этот магазинчик, – киваю я на ювелирную лавку с золочёной надписью Mr. Pipitkin. – Там наверняка найдётся зеркальце.

Заходим.


– Ух ты! Неплохая бижутерия, – говорю я, рассматривая безделушки. – Это чешское стекло?

И перед нами тут же, не понять откуда, выныривает немолодая женщина с липкими глазами.

Слово «туго» как нельзя лучше определяет её внешность. Туго натянутое лицо, туго обхватывающее платье, туго напряжённая улыбка.

Волосок не шевельнётся в ноздре.


– Добрый день, – говорит нам дама. – Вы уже знакомы с мистером Пипиткиным?

– Ты знакома с мистером Пипиткиным? – оборачиваюсь я к жене.

– Не лично.

– Йес, – киваю, – оф кос.

– Вам что-нибудь предложить? Мы только что выставили новую коллекцию.

– Хочешь что-нибудь из «новой»?

Супруга пожимает плечами.

– Йес, – киваю даме, – оф кос.

И она жестом приглашает нас к витрине.


– Смотри, какие цацки. Это что, чешское стекло?.. Зис из э чехиан глас? – любопытствую я, довольный тем, что уже сочинил свою первую фразу на английском.

Продавщица смотрит настороженно, но, благодаря стараниям пластического хирурга, прекратить улыбаться не может.