Виляя бортами, продавщица швартуется у шкафчика, извлекает из него пустую коробку и запихивает в неё эту замусоленную рухлядь.

– Минуточку! – хватаю её за руку. – Вейт, гражданка! Ай нид нью, с линзой.

– Ноу проблем! – ещё раз хлопает девица жвачкой и отщёлкивает линзу от соседней камеры.

И тут уж я не выдерживаю.

– Новую! – рычу я. – Нью! Понимаешь, родная? Со всеми причиндалами – аксессуарс!

– Ноу проблем.

И на свет мгновенно появляется бумажный пакет со шнурами, зарядкой и прочей мелкой белибердой.

– Да она рехнулась! – поворачиваюсь я к жене.

И вот тут на сцену вступает Пифагор.

Пузырящаяся девица бросается к калькулятору и принимается острым маникюром живо вдавливать кнопку за кнопкой.

Результат сногсшибателен! Сумма на сто пятьдесят долларов превышает обозначенную на ценнике.

– Что это?! – недоумеваю я.

И юная леди снова вбивает в окошечко циферки: за коробку, за пакет, за линзу и за подержанное «тело» аппарата.

Сумма вырастает ещё на пятьдесят «зелёных».

– Ай вонт нью! – уже почти кричу я. – Новую. В коробке – ин бокс, с линзой анд аксессуарс! Вместе – тугезер, понимаешь?!

– Бокс… – невозмутимо перечисляет девица, выставляя передо мной коробку. – Акссесуарс… – потрясает перед моим носом пакетом. Затем следует линза и аппарат. – Как будете платить? – вопрошает меня жвачное.

– А он противоударный?

– Йес.

– А можно испытать? Мэй ай трай?

– Йес.

И я с трагическим «упс» роняю аппарат на ковролин.

Пузырчатая как ни в чём не бывало поднимает оброненное и, хлопая новый пузырь, спрашивает:

– Берёте?

– Оф кос! – киваю. – Теперь особенно. Только в кассе отобьём…

Но жена уже тянет меня к выходу.

– Погоди, у меня ещё к ней вопросики… – вырываюсь я.

Однако с пустыми руками из гостей уходить не принято. И мы прикупаем там электронный будильник и набор домашних телефонов.

А покидаем мы неспящий Лас-Вегас уже следующим днём.

Местный аэропорт словно рабочий улей. Суета, толчея, на первый взгляд неразбериха. Пчёлки-труженицы слегка обкурены, но тем не менее предельно деловиты.

Пассажиры – их нектар. Они сбирают его прямо с автобусов и спешно фасуют, ловко манипулируя лапками и приговаривая: «Гоу зер… гоу хер…» Что означает: «Идите туда… Идите сюда…»

При этом их цветные лица равнодушно-бесцветны.

Затем пассажиры стекают к прилавку, за которым орудует пчёлка-приёмщица с мрачным трутнем-грузчиком.

Сцепив на груди руки, трутень отточенным взором вспарывает чемоданы, придирчиво ища перевес.

Торг с ним неуместен. Трутень – член профсоюза и, как истинный член, он твёрд и несговорчив.

Сложив ладони рупором, гид подогревает наши страсти:

– Сорок пять фунтов, не больше! Слышите?

– А сколько это в килограммах? – теряется группа.

– Забудьте о килограммах, тут вам Америка!

– Но сколько это килограмм?

– Повторяю, тут только в фунтах!

– Но мы же в них не складывали!

– Так сложите!

– Как? Мы же не знаем, чем измерять!

– Фунтами! Говорю вам: фун-та-ми!

– А сколько их в килограмме?

И гид теряет терпение:

– Забудьте вы уже, наконец, это слово! Говорю вам, здесь фунты!

– Но сколько их?! Сколько?!

– Сорок пять! И ни граммом больше.

– Так всё-таки – граммы?

– Фунты-ы-ы! Фунты-ы-ы!!! – надрывается гид.

– Как же нам посчитать?

– Ве-шай-те!

– Мы сейчас повесим тебя! – вскипает благородной яростью группа.

И гид сдаётся:

– Хорошо, тогда делите на три!

– Чемоданы?

– Килограммы!

– Но ты сказал о них забыть!

– Всё! Я повешусь сам!

В препирательствах время проходит незаметно.

– Следующий!.. Некст! – гаркает мне приёмщица, и я взваливаю багаж на весы.

Два чемодана отчаливают благополучно, третий же терпит крушение у самого причала. Профсоюзный член недовольно кривится и качает головой.