Светлана открыла дверь подъезда, где полгода они с Владом жили, счастливо, как ей казалось, жили, и столкнулась с Дашей. Одногруппница весело сбегала по ступенькам и, увидев Свету, остановилась:

– Свет, ты не психуй. Всё в жизни бывает. У нас с Владом второй год уже отношения. Просто мы с ним как-то поругались, а тут ты и влезла. Влад с тобой на зло мне стал встречаться. Ну, а ты прилипла, как банный лист к заднице. Он уже не знал, как от тебя отделаться. Ты же ничего не видишь вокруг – прешь, как танк. Вот сегодня: культуролог тройки автоматом всем бы и так поставил, как в нашей подруппе, так, ты же вылезла, что сдавать будете, а кроме тебя этого никому не нужно было…

Даша ещё что-то говорила о Светиной упёртости и непробиваемости, но Светлана её не дослушала, да и зачем слушать, если главное было сказано: «Ты прилипла, как банный лист к заднице. Он уже не знал, как от тебя отделаться…»

Молча обойдя Дашу, девушка стала медленно подниматься по лестнице, а на площадке перед дверью квартиры Влада открыла пакет, извлекла странный цветок и трижды произнесла:

– Забери меня отсюда! Я готова терпеть что угодно, только не это.

Не то от жары, не то от возбуждения всё поплыло перед глазами, стены раздвинулись, и за ними оказалась кромешная тьма.

Глаза понемногу привыкли к темноте, и Света рассмотрела деревянные стены, низкий потолок. Было холодно и сыро. На земляном полу валялась какая-то тряпка, вроде, вышитое полотенце. Светлана подняла: похоже, что чистое (сухое, пахнет каким-то цветочным ароматом дорогого кондиционера), накинула на плечи: конечно, не согреет, но всё же не так будет зябко. Наверное, это и не полотенце вовсе, а палантин, причем большой, легкая ткань на ощупь приятная, шелковистая. Девушка осторожно обошла комнату, боясь наступить на что-то мерзкое или опасное, в темноте нащупала дверь, толкнула, но дверь с другой сторону была чем-то завалена. Лунный свет проникал через узкое крохотное оконце под самым потолком, но посмотреть в щель-окошко, чтобы понять, где оказалась, возможности не было. Ясно было только, что сейчас ночь, а судя по абсолютной тишине, нарушаемой только криком ночной птицы, Света оказалась за городом. В углу обнаружилась охапка сена, на неё девушка и села, опасливо поджимая ноги и судорожно вспоминая всё, что ей известно про змей, крыс и опасных насекомых. Но неожиданно навалилась усталость, и Света погрузилась в полудрёму – в беспокойный полусон. Светлана не понимала, сколько времени она сидит на мягкой сухой траве, закутавшись в расшитую разноцветным орнаментом ткань, но вот через оконце под потолком проник утренний свет, и за дверью раздались голоса.

В избушку зашли странные люди (Света подумала, что слово «странный» за последние сутки ей вспомнилось не один раз). У некоторых волчьи головы и хвосты болтались у пояса, и у всех были спутанные волосы, нечёсаные бороды, холщовые грязно-серые длинные рубахи, и сами вошедшие были какие-то непромытые, пахнущие потом и ещё чем-то неясным, неприятным и кислым, явно мылом и шампунем эти люди не пользовались. Они говорили на непонятном языке, вроде и на славянском, но не по-польски, не по-сербски (сербский Светлана слышала под Белградом, где с бабушкой отдыхала три года назад). Говорили вошедшие громко, спорили, стараясь перекричать друг друга. Вдруг в перепуганных мозгах Светы словно что-то щёлкнуло, и она стала понимать незнакомую речь. Откуда-то в памяти всплыл этот певучий и одновременно гортанный язык; показалось, что она сможет и говорить на этом, прежде незнакомом ей наречии.