Туземный дом на сваях

Тем не менее традиции и суеверия так глубоко укоренились в чернокожих Новой Гвинеи, что Биото в течение целых двух дней игнорировал приказ магистрата о предоставлении каноэ, пока его жители искали жертву, чья кровь могла быть использована в древней церемонии. Известие о том, что полицейский приедет для обеспечения порядка, побудило людей к немедленным действиям. В нескольких милях от Биото находится деревня Рапа. Между деревнями тлела вражда, начавшаяся несколько поколений назад, и, хотя страх перед белым человеком привел к своего рода перемирию, старая кровная ненависть все еще существует и вспыхивает по малейшему поводу.

Итак, воины Биото совершили набег на Рапу и похитили жертву. Полицейский добрался до того места, где каноэ лежало на берегу реки, как раз вовремя, чтобы вмешаться в битву между народом Биото и отрядом мстителей из Рапы, но слишком поздно, чтобы спасти пленника, чья голова была расколота на носу каноэ. Когда его тело было брошено крокодилам, каноэ столкнули в воду, и люди Биото сосредоточили свое внимание на отражении врага и сопротивлении представителю власти.

Таким образом, с самого начала наша экспедиция была окрашена кровью человека. Это все равно случилось бы, но это произвело на нас довольно неприятное впечатление, и мы еще не оправились, когда Хамфрис обнаружил, что некий колдун навел на нашу группу «сглаз» и что все носильщики уже знали об этом.

Двумя годами ранее Хамфрис посадил колдуна по имени Мира-Оа в тюрьму за занятие черной магией. Когда Хамфрис, отобрав нужные нам сто двадцать носильщиков из числа задержанных полицией людей, нашел среди них Миру-Оа, старик пришел в ярость. Полицейские не были впечатлены важностью и авторитетом колдуна в его родной деревне, применили к нему силу и привели его вместе с простыми туземцами.

«Я не пойду! Я не пойду!», – кричал Мира-Оа, прежде чем ему пообещали что-то серьезное, чтобы преподать урок и произвести впечатление на других, чтобы избавить нас от мятежа в будущем. Правительство запрещает своим чиновникам применять в отношении туземцев телесные наказания, поэтому Хамфрис приказал полицейским вытащить старого колдуна из толпы и поставить в ряд с теми, кто был вынужден сопровождать нас в качестве носильщиков.

Тогда Мира-Оа закатил истерику. Он упал на спину, кричал и пищал, как непослушный ребенок. Это произвело впечатление на туземцев, но мы проигнорировали их реакцию и позволили старику вопить. Когда был отобран последний из носильщиков и другим мужчинам приказали вернуться в свои деревни, Мира-Оа был среди тех, кого полиция согнала на пляж, чтобы накормить обедом из риса, солонины, бананов и кокосовых орехов. Мира-Оа стоял в стороне и с уязвленным достоинством отказывался есть то, что мы давали, но жевал какой-то кусочек, который его сморщенная, беззубая старая жена принесла из деревни.

Мы должны были отправиться рано утром следующего дня, поэтому рано легли спать. Однако ночью один из полицейских разбудил нас, сообщив, что Мира-Оа встревожил своих соплеменников рассказами об опасностях, с которыми им предстоит столкнуться, наложил на нас самое ужасное проклятие из своего репертуара и уже начал серию своих фокусов, прыжков и кривляний, рассчитанных на то, чтобы проклятие закрепилось и стало еще ужасней.

Когда мы спустились на пляж, колдун горбился над огнем, распевая какие-то странные заклинания и делая жуткие пассы над длинным стеблем бамбука. Хамфрис бросился в круг туземцев, окруживших колдуна, опрокинул старика на спину и отобрал у него бамбук. Конец стебля был залеплен грязью, и в него колдун вложил один из моих выброшенных окурков, карандаш, который выронил Хамфрис, и кусок фольги из рулона пленки для фотоаппарата Даунинга. Старик приложил все усилия, чтобы подобрать какой-нибудь предмет, который каждый из нас когда-либо держал в руках, чтобы проклятие коснулось всех белых экспедиции.