Довлатов расслабленно лежал на кровати, прихлебывая из бутылки остатки рома, и следил за каждым моим движением. Натянула топ, и подхватив оставленный на полу жакет, посмотрела в его сторону. Встретились взглядами, повела уголком губ в намеке на улыбку, смотря в его глаза, глаза удовлетворенного хищника. Прищурился, немного склонив голову вправо. Неужели удивление Довлатов? Думал, я уйду как использованная и униженная девка. Хрен тебе. Это я потом буду сдыхать, в своем номере в обнимку с бутылкой вискаря, а сейчас плечи расправлены и на моем лице будет сиять улыбка. Не смотря, ни на что.

– Спасибо, Захар Александрович, за приятный вечер. Секс был хорош, мог, конечно, быть шикарным, если бы вы не торопились, а так кончить не успела. – Брови приподнялись в удивлении, улыбка на его лице стала шире, и я, подхватив планшет, направилась к двери. Шаг. Второй. Третий. Щелчок. Дверной. А, казалось, у виска.

Вошла в номер, внутреннее сдуваясь, словно воздушный шарик. Прижалась спиной к двери, сжимая веки до всполохов и пораженно сползая на пол. Что ж, режим «бабского нытья» от собственной дурости активирован, уровень «пожалей себя» выкручен на максимум. А еще можно поздравить себя с выполнением мечты, Довлатов гребанный Дед Мороз, рассмеялась сквозь брызнувшие из глаз слезы. Истерика с каждой секундой все теплее принимала меня в свои объятья, ломая рамки, ломая броню, ломая то, внутреннее, что держало меня на плаву до этого. Какими бы мы ни были сильными бабами, у которых и конь всегда под рукой, изба есть и спички в кармане, всегда есть то, что вытаскивает из нас тех маленьких девочек, которые просто хотят любить и быть любимыми. И чем ты сильней, чем толще отрастила броню, тем больней, когда эта девочка выходит на первый план.

Меня ломало, ломало без жалости, нутро билось словно в клетке, стеная, что пусть все будет как угодно, лишь бы рядом, лишь бы еще раз почувствовать, ощутить, какого это, быть в его объятьях, чувствовать его губы, касания, быть любимой, желанной… Его запах до сих пор мной ощущался, казалось, я была им протравлена насквозь. Тело еще фантомно ощущало его прикосновения. Все это моя личная БДСМ сессия. Больно и сладко. И снова смех сквозь слезы, размазывая ладонью косметику по лицу, выдохнула, стараясь успокоиться, поднялась с пола. Прошла в комнату, открыла мини-бар, распечатала бутылочку виски и сделала пару глотков. Горло обожгло крепленой жидкостью, почти возвращая к реальности. Скривилась. Слезы еще текли по щекам, но мозг уже понемногу сбрасывал с себя эмоциональную петлю и начинал пропускать импульсы в нейронных связях.

Ну, залезу я к нему в штаны. А что потом? Дальше что? Роль любовницы в лучшем случае и бесконечная, нескончаемая агония вкупе с раздирающим душу чувством одиночества. Так себе перспектива. Пытка, личный ад, в котором отчаянье сплетено с фанатичной потребностью. Это прямой путь к зависимости от человека, от его настроения, от его жизни, это потеря себя. Усмехнулась и, сделав еще глоток, набросила на себя гостиничный халат. Убрав виски в карман и открыв дверь на лоджию, села на порог закуривая. Нет. Подобная перспектива меня не устраивает, заманчивая, сладкая, но не моя. Я давно усвоила одно простое правило в этой жизни: как бы ты сильно ни любила мужчину, помни, что х*й – это не несущая конструкция в твоей жизни. Поэтому, докурив, допила виски и отправилась в душ. Завтра вылет домой. А после еще к матери ехать. Мне нужны силы и физические и моральные. Я морального права не имею явиться к матери растоптанной и раздавленной. Я ее дочь. Дочь женщины, которая каждый день в схватке за жизнь своего ребенка на протяжении уже двадцати лет. Она столп, нерушимый, непоколебимый. И я ее дочь. То, что меня попользовал мужик, это не конец света, не причина растекаться киселем у ее ног и заставлять ее переживать еще и за меня. Жива, здорова, а значит, жизнь идет дальше. С этими мыслями я забралась в постель, благо вырубило почти сразу, как голова коснулась подушки.