Посмейся ещё. Давай. Вот за это тебя женщины и убивают.

Мне плохо? Как сказать… Вроде нет. Но да, плохо.

Ты меня развлечёшь? Нет уж… Мы поедем смотреть, чем занят Чародей? Он только истопается ногами. Он не заметит? Как это?

Мы едем за город, а потом останавливаемся практически в чистом поле. Маленькие машинки мгновенно проскальзывают по небу над нашими головами и исчезают. Потом ещё раз. И ещё. Самолётики кажутся совсем игрушечными, и только после слов Шута о том, что это истребители, я понимаю, что это мощная и сложная военная техника.

Чародей летает на такой штуке?! Правда? Вот это он сейчас сам летает? Вот та машинка слева – это его самолёт? Потрясающе… Почему вы мне раньше не рассказали? Во всех биографиях диктатора написано, что он военный лётчик? Ну да, но я не задумывалась…

Слушай, а как он летает, если читает в очках? У него почти идеальное зрение? Но тогда зачем… Всё дело в этом маленьком «почти». Чародей пытается уберечь глаза.

Диктатор редко практикуется в полетах, но летать любит и в свете предстоящей войны решил обрести хорошую форму. Если всё обернётся совсем плохо, у него останется шанс сесть в самолет и героически погибнуть.

Не болтай таких глупостей! И слышать такого не хочу!

Вот он. Красивая железная птичка проносится очень высоко и очень быстро.

Ты поганец всё же, Шут. Я знаю, что ты на самом деле хотел мне показать. Что другого такого чародея на этой планете нет.

Чародейчик! Я так рада! Так давно тебя не видела! Ты сам поведёшь? Вот эту рухлядь на колёсах? Это для отвода глаз. Ты маскируешься. Прикольно.

Это твой новый дом? Маленький совсем. Ты решил обойтись без прислуги? И правильно. Но стол маленький, неудобный, хочешь, я куплю тебе новый? Ну что такой суровый взгляд? Я тебе подарок с гастролей привезла. Смотри. Катушка. Ты ведь такую хотел? А ещё штучки прикольные, как будто рыбки. Приманка такая. Для хищников. Тебе нравится?

Ты хмуришься. Что-то случилось? Чародей, если это плохое, скажи об этом прямо и честно. Так и будешь на меня исподлобья смотреть? Мне раздеться? Ну… хорошо.

По привычке не задумываясь над тем, что и как происходит, я не сразу понимаю, что конкретно сейчас всё происходит необычно. Я впервые оказываюсь в ситуации, когда мужчина удовлетворяет свои желания, нисколько не считаясь со мной. Он методично использует моё тело, превращая меня в подстилку, в нечто неодушевленное. Он сознательно прогоняет меня по всем тем позам и способам секса, которые позволяют ему подчеркнуть максимальный уровень собственной власти, а меня сделать покорной игрушкой. Даже то, что нам обоим нравилось, что было нашими излюбленными и весёлыми играми, оказывается теперь удовольствием для него и унижением для меня. Я беспомощна в сильных мужских руках и быстро теряюсь, не зная, что делать.

Я чувствую его раздражение и злость, но надеюсь, что этот запал поостынет. Потом понимаю, что Чародей заводится всё больше. Говорить что-либо бесполезно, пытаться сопротивляться – совсем глупо. Я подчиняюсь мужской воле. Получив первую порцию эндорфинов, он прижимает меня тяжёлой рукой к кровати, и я послушно замираю, не в силах собраться с мыслями и хоть что-то предпринять.

Через некоторое время всё повторяется. Медленнее и расчётливее. Спокойнее и невыносимей. Он не груб, он не причиняет боли, он в достаточной степени ловок и осторожен, он издевательски корректен в технике секса, но, честное слово, лучше бы он меня избил.

Я сильно ошибалась. Шестнадцать слов – это очень, очень интенсивное общение. Полежать четверть часика, обнявшись – это потолок нежности, которого можно достичь в отношениях. А смешное словечко «оттиранить», которое я давно и автоматически употребляю со множеством разных смысловых оттенков, на самом деле несёт в себе угрозу.