– Нет, Корнелия – моя жена и никто, даже сам Юпитер, не сможет ее у меня отнять!

– Я озолочу тебя, я стану твоим другом и покровителем, ты будешь моим советником! Ты получишь любую жену! Я сам стану твоим сватом! Ни один патриций не откажет тебе, если за твоей спиной будет стоять сам диктатор! Чего же ты хочешь еще? Говори же, дерзкий мальчишка!

– Я ничего не хочу, кроме того, как владеть Корнелией, моей женой!

– Берегись, щенок! Я уничтожу тебя! Я убью всю твою семью, включая твоих рабов.

– Если ты посмеешь причинить зло моим домочадцам или мне, я всем расскажу о твоей гнусной страсти к моей жене! Народ и сенат тебе этой низости не простят!

Не успел Юлий и понять замысел Суллы, как диктатор схватил фруктовый нож, лежавший возле вазы с плодами, и полоснул себя по руке, алая кровь в миг заляпала причудливыми пятнами белоснежную тогу властителя.

– Охрана! – завизжал диким голосом Сулла, он швырнул нож Юлию.

Молодой человек попятился, но было уже поздно. В зал вбежали стражники.

– Этот человек пытался меня убить! – закричал Сулла. – Видите этот нож? На нем моя кровь. Уведите его. В самое ближайшее время этот предатель предстанет перед судом.

Юлия бросили в страшную Мамертинскую тюрьму, славившуюся особо жестокими палачами и невыносимыми условиями содержания. Гая Юлия Цезаря поместили в сырую холодную камеру с крошечным окошечком под самым потолком. Вместо постели в углу валялась охапка гнилой вонючей соломы, возле которой стоял кувшин с протухшей водой и лежал зачерствевший покрытый плесенью кусок хлеба.

– Приятного аппетита, господинчик, – засмеялся тюремщик. – Благодари диктатора, эта камера смертников, тебе не придется долго ждать. Отсюда тебя отведут прямо на казнь.

Массивная вековая дверь с ужасающим скрипом и лязгом захлопнулась.

Несколько дней провел Юлий в этой тюрьме. Ни верховного жреца Юпитера, ни жену, ни мать не пускали к нему. А между тем весть об аресте Гая Юлия Цезаря, секретаря верховного жреца, всколыхнула Рим. Никто не верил, что этот изящный образованный юноша пытался убить диктатора. Самые невероятные слухи, нелестные для Суллы, стали стремительно распространяться по городу. Опасаясь волнений и беспорядков, Сулла решил судить Юлия домашним судом. В роли обвинителя выступал сам диктатор, в качестве судьи пригласили Руфию и нескольких весталок, защиту представляли жена и мать. Перед судом Юлию разрешили привести себя в порядок. Раб принес одежду из дома. Молодой человек умылся, тщательно побрился, искусно уложил волосы. Исхудавший, с темными кругами под глазами, бледный, но не сломленный вернулся он в фамильный особняк. Юлия поместили в его комнате, к дверям приставили охрану, снаружи дом оцепили. До часа заседания Юлию так и не позволили пообщаться с домочадцами. В полдень начался суд, он проходил в гостиной. В центре, в самом роскошном кресле, восседал Сулла, справа от него встали Аврелия и Корнелия, слева, в креслах, сидели весталки, во главе с Руфией. Скользнув по ним рассеянным взглядом, юноша на миг замер, он увидел Коссуцию. Но даже ресницы не дрогнули на непроницаемом лице молодой весталки. Первым взял слово Сулла. Он поднялся, картинно перекинул край плаща через руку и неторопливо подошел к Юлию, которого тоже вывели в центр зала.

– Я обвиняю этого человека, – проговорил диктатор, – в покушении на мою жизнь. И вот доказательства, – Сулла продемонстрировал начавший заживать шрам, оставленный фруктовым ножом.

– Это ложь, диктатор, – сказал Юлий, смело глядя в лицо противнику. – Ты сам нанес себе рану, чтобы обвинить меня.