– Хоронили? – переспросил он, думая о чём-то своём. – Ну да, есть у людей странная привычка – закапываться в ту землю, где родился…

Я поперхнулся.

* * *

Мы вновь оказались в гостях у дочки Устиньи Филипповны. На этот раз она принарядилась и даже предложила нам чаю. Арсений тут же отказался, а я согласился. Время-то ланча!

Арсений начал с того, что передал ей деньги. И пообещал никому не говорить. Но и её просил держать всё в секрете:

– Понимаете, – убеждал он, – если вы начнёте рассказывать о нас, сотрудниках внутренних органов, то это может спугнуть убийц! К тому же, нам придётся признаться, что мы утаили улики! Я говорю о деньгах. Их же надо приобщить к делу! Но это как-то не по-человечески. И не по-русски, правильно?

Она соглашалась.

– Валентина Тимофеевна! А вы нам можете рассказать про вашу маму? Мы так поняли, что она долго в Лахте жила?

– Нет, ну могу, а зачем это вам? – удивленно отвечала она. – И родилась в Лахте, и прожила там много. И замуж вышла. А чего рассказывать-то? В восемьдесят шестом переехала в эту квартиру, которую теперь этой заразе завещала!

– А где она жила в Лахте? Какой адрес? – сменил тему Арсений.

– Ну, на Гартнеровском жила, улочка небольшая…

– Переулок, – поправил Арсений.

– Ну, переулок. Они там с отцом и познакомились. Это был дом отца. И после замужества она туда переехала. Потом я родилась. Потом Галка. Сестра моя, – пояснила она, чуть скривившись. – Галка – это мать Ирки. Мы там всё детство провели…

– А хоронили её в Лахте? – уточнил я.

– Нет, ну а где ещё-то? А какое отношение-то это всё имеет?

– В расследовании убийств всё имеет значение, – важно сообщил Арсений. – Например, у Устиньи Филипповны почтальонов знакомых не было?

– Каких ещё почтальонов? – озадаченно переспросила она. – Зачем это?

– Вы детективы смотрите? – поинтересовался я у неё.

– Да ну их! – ответила Валентина Тимофеевна. – Чернуха сплошная! Я вот больше новости, да всякие развлекательные программы… Малахов там, «Давай поженимся»…

Тут скривился Арсений.

– Вернемся к нашему разговору, – недовольно сказал он, – я правильно понимаю, что Устинья Филипповна сдавала комнаты дачникам?

– Ну, а как жить-то? – тут же огрызнулась Валентина Тимофеевна. – Муж её, отец наш, умер рано. Она одна осталась с двумя девчонками.

– Конечно, – тут же согласился Арсений, – правильно! А когда ваш папа умер?

– Давно, в шестьдесят пятом. Он старше её был на двадцать лет. Воевал, ранен был. Ну, а она почти не работала, хозяйство вела, нас растила. А дом-то большущий! Куда нам такой. Мы в одном крыле жили, а другое сдавали. А потом вообще, в квартиру перебралась.

– А сейчас?

– Что сейчас? – не поняла она.

– Сейчас кто в доме живет?

– Нет, ну дом-то почти разрушился! Старый, ему больше ста лет. Его сносить надо.

Арсений взял у меня тетрадку и показал её Валентине.

– Скажите, а вы кого-нибудь знаете из этих жильцов?

Она сходила за очками, нацепила их на нос и стала изучать фамилии.

– Ой, Господи! Ерунда какая-то! – сообщила она.

Мы с Арсением озадаченно смотрели на неё.

– Что, никого не узнаёте? – поинтересовался он.

– Нет, ну почему не узнаю? Всех узнаю! И Волковых, и Ухтомских, и Сердюковых, – ответила она.

– А почему вы тогда говорите, что ерунда? – не выдержал я.

– Так смешно! Спрашиваете про жильцов, а это сто лет назад было! Старую-то сейчас убили! А вы в каких-то тетрадях древних копаетесь!

Даже Арсений не нашёлся, что ответить на эти не слишком логичные заявления.

– Скажите, – наконец заговорил Арсений, – а у Устиньи Филипповны была телефонная книга?

– Была! – тут же ответила женщина. – Только как я не искала, так и не нашла! Запропастилась куда-то. Старая куда-нибудь засунула.