– Смотрите, наводнение! – показал я на реку.

Арсений приоткрыл глаза и вновь продекламировал:

– «…Ветер бил по лицу мокрой тряпкой! А Нева металась как беспокойный больной в своей постели!» Василий Михалыч, может, музыку включишь?

Громов недовольно зыркнул на Арсения в зеркало, но не успел ничего сказать, поскольку у него зазвонил телефон.

Мы снова поехали, Громов нервно говорил по телефону, а я поинтересовался у Арсения, что он думает по поводу вдовы и её друга Сержа.

– Они могут быть причастными к убийству? Мы будем их рассматривать как подозреваемых? – спрашивал я, рассматривая бледное лицо Строганова.

– Сейчас узнаем, – ответил Арсений. Он зажмурил один глаз, а другим смотрел в окно. – Вот скажи, доктор, почему, когда я смотрю одним глазом, меня укачивает в два раза меньше, чем когда я смотрю обоими глазами?

Я пожал плечами.

– А причём тут… – начал было я, но Арсений меня, как водится, перебил.

– Чем больше глаз, тем больше информации поступает в мозг для осмысления! Понимаешь? Четыре глаза видят больше, чем два. Восемь – больше, чем четыре и так далее.

– Я не понимаю, – отозвался я.

– Громов смотрел на жену и её друга, так сказать, в восемь глаз! Поэтому он сейчас и предоставит нам нужную информацию! – без тени иронии проговорил Арсений.

Я усмехнулся. Вот она, театральность, страсть к дешёвым эффектам! А Громов как раз закончил разговор и обратился к нам:

– Вы про Елену? Конечно, мы рассматривали и её, и Сержа в качестве подозреваемых. Изучали их телефонные разговоры, встречи, смотрели круг их общения, электронную почту и так далее. Никаких доказательств причастности ни у одного, ни у другой нет. Да и чисто по-человечески, мне просто не верится! – добавил он.

– Значит, – заключил Арсений, – рассматривать их будем, но не как подозреваемых…

Громов резко затормозил и стал парковаться в узкую щель между двумя машинами.

– А тебе подчинённые звонили? Уже новости есть? – полюбопытствовал я у Михалыча про телефонный звонок.

Он нахмурился и, немного помолчав, ответил:

– Да. Всё мимо… Охранник, дебил, вспомнить лица почтальона не может. И в почтовом отделении ответили, что у них вообще мужчин-почтальонов нет…

– Гы, – злорадно прокомментировал Арсений.

Квартира Игоря оказалась недалеко от дома Арсения. На улице заметно стемнело, фонари отражались в чёрных лужах, а ветер отчего-то стих. Люди спешили с работы по домам, в окнах загорался свет, и мне захотелось попасть к себе домой, на кухню, где тепло и уютно, и где меня ждали…

Я взглянул на Арсения, он деловито осмотрелся, после чего полез с телефона в интернет, видимо, что-то разыскивать. Громов подошёл к парадной и стал изучать номера квартир.

– Чёрт! Старый фонд! Смотрите, как идут квартиры: седьмая, восьмая, дальше четырнадцатая! А где предыдущие? Потом двадцатая, двадцать третья и, блин, не поверите – девяносто девятая! Ну, кто так строит?! – возмущался он.

– Скорее всего, – сказал Арсений, – нам нужен подъезд, который во дворе.

– Подъезды в Москве, – поправил я его, – у нас парадные…

– Почему в Москве? – удивился Арсений, – это парадный вход, так сказать, парадное, или парадняк. А подъезд – это…

– Хватит разглагольствовать, – оборвал нас Громов, – пошли во двор.

И ринулся в скудно освещённую подворотню. Но там путь преградили железные ворота. Магнитный ключ на брелке не подходил. Громов подёргал калитку, но безрезультатно. Вокруг не было ни души. Арсений схватился за ручку, уперся ногой в ворота и с силой дёрнул. Без эффекта.

– Строганов… – начал было Громов.

Арсений приноровился и дёрнул ещё сильнее. Раз! И калитка в воротах распахнулась.