Одни подобны громоздким эсминцам и авианосцам, но силами этих невзрачных громил даются победы. А другие, как красивые пароходы и хвастливые яхты – через этих меркантильных особ проходят толпы разного народа, после которых остается лишь износ и горы мусора. Кто-то добывает, кто-то ловит, а кто-то перевозит, и на всех этих трудяг обязательно найдутся пиратские суда флибустьеров, объединенные волчьей жадностью и злобой, которые отнимут чужое добро, взяв на абордаж.

Некоторые тайно вторгаются в чужие территориальные воды, как супер оснащенные подводные лодки во имя преступных действий. Другие не замечают, что уже не шпионы и не разведчики, а красуются на всеобщем обозрении центральной площади, как отслужившая свое субмарина-музей. Кого-то даже не существовало вовсе, как легендарного Летучего Голландца, но многие в них верят или более того, пытаются их найти. Но кто-то и до уровня катамарана не дорастает за всю свою жизнь, так и оставаясь чьим-либо якорем или крысами, бегущими из трюмов с чужим кормом во время бедствия.

Одни корабли объединяются общими интересами в целые флотилии, а другие дрейфуют по одиночке, но от этого не теряют своей значимости. Некоторые из них терпят крушение, разбившись об острые пики льда, и идут на дно вместе со своими внутренними сокровищами, которые станут ценными для окружающих только после кораблекрушения. А кто-то счастливый еще откроет новые земли и покорит свои неизведанные полюса.

– Семь футов под килем! – крикнул ей издали капитан своего «Летучего Голландца» и, махнув рукой, растворился в пенистых волнах.

(Февраль 2017г.)

Графоман

Вновь мастер бестолковых строк
С благоговением взял листок.
И на беду того листа,
Чья так прелестна чистота,
Покрыл узором пресных слов,
Бессменен был его улов…
Среди ловцов гребней ундин,
Поэзии морских глубин,
Строителей песочных замков,
И реставраторов останков
Себя он гордо называл,
«Достойнейшим земных похвал».
И он писал, писал, писал…
Свой век бумажный коротал.
Он написал «Миров войну»,
И «За Детей Отцов вину»,
Свои «Центурии» и «Пир»,
И «Код Ди Каприо» открыл.
Но измождённый графоман,
Попав в свой творческий капкан,
Запальчивым пером поник,
И слёг под гнётом бренных книг.
Так плагиаторский кураж
Не оправдал итоги краж.
Лишь настоящему творцу,
Писать чужое не к лицу,
И подлинная лишь строка
Дарует славные века.
(Апрель, 2010 г.)

Мата Хари

Симбиоз или мезальянс
Школьной формы и женских глаз,
Хитрых, словно у сотен лис?
«Она лучшая из актрис
Крепостного театра мод» —
Повторял себе кукловод,
Сохраняя при этом вид,
Словно тихий швейцарский МИД.
«Её можно и в грязь, и в знать.
Сможет всё про всех разузнать,
Сможет всех зверей соблазнить,
Не забыв Ариадны нить.»
Но обману ты верь, не верь —
Всех насквозь видит главный зверь
И возложит на свой алтарь
Её сердца бурый янтарь
Под кенийских тантамов бой,
Под неистовый волчий вой,
Песнопений шаманских звук
И дурман сладострастных мук.
Станет искренним лишь на миг
Маты Хари последний крик.
Только всё поглотит острог,
Того, имя чьё «Педагог».
(Январь, 2017)

Свободный художник

В некотором царстве, в некотором государстве король прогуливался по своим бескрайним владениям в сопровождении верной свиты, имя которой было легион. Моменты появления этих небожителей среди простых смертных были настолько редкими и окутанными атмосферой таинственности, что считались в народе чем-то вроде чуда, а последствия таких нисхождения приравнивались по своей мощи с катаклизмами. Со стороны это действительно выглядело, словно прохождение лучезарной кометы в кромешной тьме, а всё вот почему.

Формой правления в государстве была священная монархия. Во всех смыслах священная. По легенде король был послан некогда сумрачной стране самим Господом Богом с небес во спасение народу. И впрямь, в отмеченной Всевышним стране наступил долгожданный рассвет, начали происходить невообразимые чудеса и феноменальные реформы. Только в самом начале этих обещанных реформ у бесценного света выискались свои жадные хозяева, и в распахнутых людских глазах вмиг всё погасло, как при солнечном затмении.