– Мария Викторовна, он же фальшивит, доярка фальшивит, мимо нот играет.

Миша остановился.

– Достаточно. Да, Лёша, тебя не проведешь. Миша, а где ты учился?

Миша должен был признаться:

– Нигде.

– Как это нигде? А как ты к нам попал?

– Я учился сам… на баяне.

– Я же сказал, классом ошибся, Мария Викторовна!

– Виталик, сядь! Ты знаешь, – снова обращаясь к Мише, продолжала Мария Викторовна, – что ты сейчас играл? Откуда ты знаешь «Марш»? Ты знаешь, что это из балета «Щелкунчик»? Кто его автор?

– Не знаю, я подобрал на слух.

– То есть по нотам ты не читаешь?

– Нет.

– Недоделанный какой-то Щелкунчик, Мария Викторовна!

– И кто такой Чайковский, ты тоже не слышал?

– Нет, – Миша чувствовал, как резко теряет все накопленные с утра очки. Он видел, как презрительно ухмыльнулись все в классе. Даже у Перепёлкиной глаза как будто стали шире и круглее от удивления. Только Мария Владимировна почему-то зажглась любопытством:

– Как интересно… И многое ты можешь подобрать на слух?

– Почти всё, всё, что слышал.

Мария Владимировна аж потерла руки от предвкушения.

– Гудинов, давай за рояль со своим креслом. Сыграй что-нибудь несложное.

Миша встал и отошел в сторонку. По тому, как Лёха улыбнулся, похоже, он не собирался исполнять что-то «несложное» и заиграл Прокофьева «Танец рыцарей».

На втором провидении Мария его остановила.

– Достаточно. И что? Сможешь?

Миша каким-то шестым чувством понял: именно сейчас, в эту самую секунду, решается его судьба в этой школе, в этой деревне. Его будущее в данным момент целиком зависит от него самого, от того, как он схватит судьбу за рога и в какую повернет сторону.

Прежде чем заиграть, он несколько раз повторил в голове услышанное. Не касаясь клавиш, пробежался над ними пальцами, напевая себе под нос. Он даже не представлял, что со стороны выглядит неким факиром, который кончиками пальцев совершает в воздухе магические пассы, от которых должны ожить звуки. Судьбоносность момента передалась всем. Все замерли в ожидании, случится ли чудо или все-таки нет. Гений перед ними или нет.

Миша заиграл.

И чуда не произошло.

Напряженное ожидание класса сменилось громким вздохом разочарования. Громче всех выдохнул Лёха.

– А сказал «могу всё», неуч.

– Гудинов, ты не прав, – Мария заступилась за новенького. – Для первого раза, с нуля, только на слух…

Миша сидел прибитый позором. Мария Викторовна похлопала его по плечу.

– Это было потрясающе, – сказала она, – никогда не видела среди учеников ничего подобного.

– Зачем вы это говорите? – Лёха внезапно проявил горячность. – Он же ужасно играл, вы что, не слышали? И далеко от того, что у меня было.

– Хорошо, давай тогда попробуем наоборот? – предложила Мария Викторовна. – Пусть Миша что-нибудь сыграет, а ты повторишь.

– Да запросто! – Лёха встал в позу.

– Миша, давай, сыграй что-нибудь?

– Сыграй! – внезапно Виталик забылся, против кого выступает, и тут же огреб за свою неосмотрительность.

– Ты кому говоришь? – Лёха дал Виталику подзатыльник.

– Так интересно же, все равно ты лучший, – вернулся Виталик в образ преданного оруженосца.

– Я не знаю, что сыграть, – Миша, опустив голову, пошел на попятный.

– Хорошо, – Мария Викторовна не стала настаивать. Видимо, понимала, что ещё не пришло время для свержения признанных лидеров.

В конце занятия она поймала выходившего последним Мишу за рукав.

– Миша, извини, я не стала говорить это при всём классе, чтобы никого не настраивать против тебя, но то, что я услышала… Это, действительно, потрясающе. Да, ты играешь неверно. Но как-то своеобразно. Как будто, я бы сказала, импровизируешь. Ты понимаешь, о чем я? – она заметила, что мальчик смотрит на неё недоуменно.