Электричка. Я еду в институт, от скуки считаю столбы линии электропередач, мелькающие за окном, и надеюсь, что лифт в новом здании уже починили, а то опять на десятый этаж пешком ползти придется. И ладно мы, а довольно тучный преподаватель был прошлый раз сильно не в настроении после такого подъема. Возле лифта стоит большая пальма, мы на втором курсе у нее всей группой фотографировались. Альбом с фотографиями, теперь большая их часть в компьютере. Точно! Компьютер. Я вожу мышкой, а на экране двигается курсор. Браузер. Социальная сеть, погода, ага – википедия! И при чем тут Эйфелева башня? Я же про нее ничего толком не знаю… Вот, лучше Останкино. Телевизор на стене, там диктор с умным лицом рассказывает про котировки. Ну их эти котировки вместе с быками, медведями и Уолстритом.

Чего у них тут еще нет? Ага – снега нет. Лыжи, коньки, санки, я вспомнила, как манили меня в детстве искрящиеся на солнце нетронутые сугробы, как мы строили замки и лепили снеговиков. А потом приходила весна и ручьи на дорогах казались бурными горными реками. Лето – пляж, толпа людей, надувные матрасы, мороженое, лицо в арбузном соке. Осень, лужи на парковых аллеях, дети в разноцветных резиновых сапожках запускают в них сделанные из листьев кораблики и те плывут, медленно и величаво, словно в танце.

Два листа танцуют на водной глади. Это были чуть разные танцы, как не бывает двух одинаковых судеб, но они дополняли друг друга. Когда пение умолкло, а листья замерли, показалось что из моей жизни уходит еще одно чудо, к которому я нечаянно прикоснулась. Сидящий на камне медленно повернулся и посмотрел на меня. Верхняя часть лица была скрыта нависающим капюшоном, из-под которого выбилось несколько спутанных белых прядей. Овал лица довольно резкий, мужской, уголки тонких губ горько опущены вниз. Когда оперся рукой о камень стали видны тонкие пальцы с очень светлой даже для эльфов кожей и неровно остриженными ногтями.

Нет, не хочу, не хочу, чтобы это видели. Мое. Я попыталась тряхнуть головой, чтобы избавиться от воспоминаний и разорвала контакт, чуть не свалившись со стула.

Почти сразу я услышала сдавленный хрип, а когда посмотрела на Кайдена, мне стало страшно. Что-то явно пошло не так. Рот мужчины был приоткрыт, глаза закатывались, он слепо шарил рукой по столу, пытаясь нащупать край. Нащупал. Рванулся туда и свалился на пол раньше, чем я успела что-либо предпринять.

– Что с вами? – бросилась я к завучу, оббегая стол.

Мужчина на четвереньках пытался двигаться в сторону двери.

– К Алану. Быстрее, – с трудом проговорил он.

– Давайте на летунце отнесу, – предложила я.

– Дверь. Запер, – напомнил он, нащупывая дверную ручку, после чего привалился к косяку и согласился: – Неси.

Через несколько минут мы были в лазарете.

– Что случилось? – коротко поинтересовался доктор, начав осмотр пациента.

– Я не знаю.

– Алан, альгаму. Двойную, – Кайден все еще находился в сознании, но судя по взгляду доктора вряд ли в здравом уме.

– Он что, в потоки ныряет? – снова повернулся ко мне хозяин лазарета.

– Я не знаю. Что такое потоки?

Завуч странно дернулся, голова упала набок, из уголка губ потекла струйка слюны. Я умоляюще посмотрела на Алана. Так и хотелось крикнуть «Сделайте что-нибудь!». Но ведь если бы что-то мог, он бы уже сделал.

– Ладно, демоны с ним, хуже все равно уже не будет, – решился доктор и, достав из узорчатого шкафчика два бумажных пакетика, быстро размешал содержимое в чашке с водой.

Чашку Алан отдал мне, велев тонкой струйкой вливать лекарство Кайдену в рот. Сам он положил руки пациенту на горло, заставляя того глотать.