Он вышел на проспект, с него он повернет на другую улицу, которая, хитро петляя по дворам, выведет его на заветную, на ту, где живет его Марина.

* * *

Одиозный Кава был чем-то не очень доволен. Пред ним ломился от сервировки овальный стол, квадратной формы. Справа сидел Фока и поедал королевских креветок – продукт перестройки. Напротив гости вора: Симон, Саша-Кореец, и Лефик. Все «хозяйские», авторитетные люди. За плечами солидные ходки, за ходками серьезные дела. Кава час назад принял дозу и его слегка кубатурило. Он изредка кивал и почесывался, но принимал действительность такой, какая она есть.

Школа узников, постоянно держать руку на пульсе событий, какой бы кайф не заполнял вакуум в тебе самом.

Симон махнул стопку и зажевал наспех куском копченой осетрины.

– Ты удовлетворен таким раскладом? – прожевав, задал он вопрос гостеприимному хозяину.

– К чему ты подводишь, братуха? – сощурился Кава, как танковый триплекс.

– Бабло отбил, барыгу наказал чужими руками, а как авторитет… Не сочти за грубость, но не считаешь, что он пошатнулся.

Лефик хмыкнул и закурил сигарету. Кореец напрягся в ожидании немедленной реакции. Симон явно желал, чтобы пролилась кровь, «хлеба и зрелищ» – его жизненное кредо.

– Ты думаешь, что можешь сказать мне фас, раздраконить меня босяцким фуфляком, на который я кинусь, что тот подпесок. О чем ты говоришь?

– Погоди, дорогой, неверно истолковал меня. Люди слышали, как этот фуфломет неуважительно говорил за тебя. Прошло время, этот перец жив и чувствует себя превосходно… Мы-то в теме, что он отдал тебе, что ты просил с него, но другие не при делах за это. Всем не объяснишь. Отсюда пойдут опасные брожения. Не находишь?

* * *

Савка повернул на улицу Рождественского, серый хрущевский ренессанс: черные проплешины среди неровных дворов, собачьи испражнения, дымящиеся, словно взорванные танки, колодцы, танкисты-бомжи с загорелыми лицами даже в зимний период, корявый паребрик и утоптанный тротуар. Шутил шел по нему, приближая встречу. У самого сердца под «мытой» дубленкой грелся алый цветок гордым именем роза.

* * *

Кава выпил, и не мало. Его разум взывал к справедливости.

– Фока! – встрепенулся Ренат.

– Я весь внимание.

– Будешь внимателен, будешь состоятелен. Хватит тальянку ломать. Отзвони пацанам, работа будет.

– Кому звонить? – не вкуривал Фока.

– Ты чего гоняешь?! Или два по кушу!? Звони Моцарту, Окулисту. Скажи, пусть этого терминатора взяли, как его?..

– Сугроба?

– Сугроба, да. Пусть эти ниндзя тянутся сюда.

* * *

Скороговорка: «Приехали парни на крутой тачиле, базарить не стали, всех замочили, всех замочили и перемочили, купили билеты и двинули в Чили, а все потому, что они на тачиле».

Тем, кто встретил Савелия в компании с его Мариной у выхода из подъезда, ни к чему было сублимировать собственную энергию. У них была утилитарная цель и указание авторитета.

– А сейчас я тебя угощу шампанским,… если ты не возражаешь против моего назойливого общества.

– Савушка, я так счастлива. Я же говорила, все будет здорово.

Вся беседа построена исключительно на эмоциях и, наверное, это правильно. Холодная голова и трезвый расчет, это можно приберечь для другого случая.

Марина нежно держала высокую розу за ее не простой стебель. Она не хотела оставлять ее дома в пустой комнате, в мокрой вазе. Цветок был неподражаем, хотя во многом походил на остальные. Он являл собою законченное продолжение счастливой его обладательницы.

Савва обратил внимание на серую Ниву с глухой тонировкой. Она походила на выгоревший гроб, но на колесах. Приобняв свою пассию за узкие плечи, они попробовали пройти мимо.