На белом, словно услужливый конь из сказки, и комфортно устроенном, словно само будущее, о котором заранее позаботились, велосипеде Элла неслась над дорожками и тропинками в лесу. Со стороны действительно могло показаться, что Элла летит по лесу, а не едет по нему ― в нескольких сантиметрах над землей, словно прекрасная средневековая ведьма на суперсовременном помеле. Кто бы мог подумать, что такое возможно! Да, Элла чувствовала себя сейчас прекрасно, на своем месте и в свое время ― будто верхом на зеленом, вдыхающем смуту и раздор, выдыхающем жизнь, словно пламя, чешуйчатом драконе. Янтари солнечного света в листве были глазами, наблюдающими за девушкой, ведущими ее. За ними, Элла чувствовала, она может отправиться хоть на край мира.

Дорожки закономерно превращались в тропинки, тропинки, чем дальше в лес, тем просто незаметнее становились, а вскоре и вовсе исчезли они из-под колес Эллиного велосипеда. Оголившаяся от ног людей земля постепенно заросла травой ― приняла положенный ей вид. Следом за взглядом Эллы следовали ее ноги и колеса ее велосипеда.

Дальше в лес, по хвосту и хребту зеленого Чудища ― туда, где сердце и голова Всего.

Да-да, в сердце леса, которое одновременно и голова, и вся память в ней, и все-все пути и возможности, в этом ослепительном очаге лежит озеро, источник, к которому Элла то и дело возвращается, словно дитя ― в дом, к матери. Иногда девушка приходит сюда, с одной стороны, иногда ― приезжает с противоположной. Иногда она прибегает, а в иной раз ей хочется прилететь, спуститься с неба на крыльях, словно ангел, вечный вестник добра ― и вновь напитаться счастьем. А изредка ей даже хочется взобраться в него из-под земли, войти в него из города внутриземельного солнца, в который она верит наравне с ангелами и облачными замками, что снятся ей по ночам и видятся при свете того, другого солнца, которое, кстати, не первое солнце.

Попив потеплевшей воды из бутылки, словно даже позеленевшей в окружении листвы, размяв утомленные поездкой ноги, потянув напряженные руки, покрутив торсом и платьем, словно танцовщица перед выступлением или пловчиха перед прыжком, Элла скинула балетки, поставила их рядом с велосипедом, прислоненным к одному из деревьев, окружавших озеро, словно сторожевые башни на пути к замку, и прошла на глинистый берег. Элла пожалела, что не взяла с собой ничего: ни хлеба для уток, ни книги, чтобы почитать. Себе и лесу. Они оба любят это. Она заглянула в сумочку, но ничего в ней не обнаружила. То есть совсем ничего в ней не оказалось ― сумочка была совершенно пуста. Как же так? Такая рассеянность! Ни ключей, ни документов. Только пара монет осталась после всех покупок и оплат. Элла внезапно рассмеялась посреди леса. Громко, радостно ― словно первобытное дитя. Такой она, по правде говоря, порой и видела себя. Дикарка, не иначе, в теле фарфоровой куклы-танцовщицы. Элла удивила этим смехом сейчас не только себя, но и уток на озере, и прячущихся в листве над головой сов. Утки не издали ни звука, не сдвинулись с места, а совы пробурчали что-то над головой и, недовольно шурша перьями, передвинулись дальше по ветвям, глубже в лес, который определенно принадлежал им в большей степени, чем ей.

Так неожиданно кончается Эллина прогулка. Нет, конечно, ей еще предстоит вернуться домой, где ее ждет великий пророк, древний оракул, памятник памяти, со множеством историй, снов и предсказаний. Возможно, именно сегодня, после ухода довольных и сытых гостей, бабушка расскажет ей о нем, том самом, кого она, Элла, ждет. Всегда ждала. Почему именно сегодня? Ей кажется, она видела его в подгоревших частях омлета, чувствовала его в раскрывающихся под жаром духовки кексах. Он говорил с ней: на улице, в парке, в лесу. Фонарями, дорогами, ограждениями. Но, увы, на незнакомом пока Элле языке. Но она просто уверена, он