– теперь вверх. «Ты завтракала сегодня?» «Вчера ты – ужинала?» Бам! – вниз. «Что было вчера?» «А днем ранее?» И снова: Вжух! Вжам! «На прошлой неделе – скажи!» «Что не так, дорогуша, что случилось?» Бум! БАМ! Из всех возможных ответов пришел лишь ответ на последний вопрос, который также, случайно или нет, был первым. Да и тот не легко пришел, не сразу. Попробуй, называется, пробиться! Во имя Истины, всего, что Она для нее сделала, всего, что Она для нее значила, бабушке пришлось собраться с силами, отбросить все ненужные свои мысли и переживания. Все отбросить, конечно, не получилось – это могло бы стать ее прощанием с жизнью, – но отодвинуть от себя немного все-таки удалось. Словно ведомая кем-то за руку, не такая резвая, как минуту назад, бабушка прошла в конец коридора, по которому вышагивала, к запертой двери, ведущей на улицу, порог которой она не пересекала одному лишь Богу на Небесах известно сколько лет. Лишь изредка она отпирает и приоткрывает ее, чтобы забрать очередную посылку с едой или новыми старыми книгами и оставить почтальону записку и денег на следующие. В вечном, сыром полумраке, в ароматах обойной плесени и букетов завядших в пыль цветов, бабушка поглядела в небольшое овальное зеркальце на стене, и с ее бесцветных, тонких, словно старая хлопковая нить, губ, следом за скрипом древней половицы сорвался тот самый пробившийся ответ:

– Время, – проговорила бабушка не своим голос, голосом тысячелетней мумии, – со мной случилось… время.

И от этого слова ее тело стало холоднее обычного, просто ледяным. Внутри и снаружи.

Она не сумасшедшая, не дура – «Хотя, – вдруг подумала бабушка, – разве кто-то в здравом уме может утверждать нечто подобное?» – она прекрасно понимает, что происходит. И она помнит тот день, полвека тому назад, когда это случилось. Когда с ней случилось то самое время. А может, ей лишь только показалось тогда? И кажется теперь? В любом случае, в тот день или на следующий, парой, тройкой лет позже, оно все равно бы случилось с ней. Ибо результат происшествия очевиден – на лицо, так сказать. Зеркало не может врать. «Да черт с ним, с зеркалом! – раздраженно, в гневе подумала бабушка, – мои собственные глаза, мои ощущения – они не могут врать!»

Бабушка отошла от зеркала, но больше не шагала вперед-назад. Ни по коридору, ни где-либо еще в доме. Желания нет, поняла она. Хорошо это или плохо, бабушка не знала. Желание, желание… Очередное не-желание. «Неужто, и правда, конец мой близок?» – посетила ее внезапно мысль, от которой ей не стало плохо. По крайней мере, ей не стало хуже, чем было.

Бабушка прошла по коридору, в другой его конец, и свернула налево. Подошла к очередной двери и, не колеблясь, не задумываясь, толкнула ее от себя: та стояла слегка приоткрытой и сквозняк, словно ребенок, баловался с ней.

– Битый час, – шепнула бабушка в темноту, которая в следующую секунду рассеялась перед ней, словно облако пыли.

Оказавшись в гостиной собственного дома, она слегка растерялась, не знала, куда идти, что делать. Бабушке показалось, что ее словно ударили по голове с размаха чем-то большим. Не обязательно тяжелым – но точно большим. Обойдя помещение по кругу, сначала в одну сторону, затем в другую, по часовой стрелке, затем против, будто старая болонка, сорвавшаяся с поводка и затерявшаяся на поляне в лесу, она наконец встала перед единственным здесь окном. Плотные, непонятного цвета занавески на нем почти полностью преграждали путь царствованию света, творившемуся сейчас снаружи. Все вернулось к ней в одночасье. Кто-то опять, словно ударил ее по голове…