В теряющие надежду мысли ворвался новый звук. Он катился с той стороны, откуда приполз Виктор, и этот звук он не мог перепутать ни с чем – так выли волки. Учитель истории провинциальной школы никогда бы не мог подумать, что человек с развороченными ногами способен на такую прыть, какую развил он.

Уже через минуту пот заливал глаза, стекая из-под шапки; боль в голенях и мышцах рук отступила на задний план; снег летел в разные стороны – Виктор ускользал от смерти, решившей ускорить развязку. А первому вою уже отвечал второй, и звучал он намного ближе и именно с той стороны, откуда, как заблуждался Виктор, на него вышло спасение. Если считать волчьи клыки спасением от более медленной и тяжелой гибели, Виктор выбирал последнее. Правильно, кому понравится, если его будут есть живьем?..

Слева мелькнула тень, серым пятном размазавшись по лесному пейзажу. Ни блеска звериных глаз, ни рыка из голодной глотки – зловещая тишина, пугающая до бессилия. Виктор не хотел подыхать в безмолвии, которое скоро нарушится хрустом его костей и скулёжом тварей, кои вот уже не одно тысячелетие бродят по планете, выискивая и вынюхивая – воистину повелители мира…

Чуть ли не под самым ухом взвыла одна из тварей. Господи, сколько же их? Виктор бросил взгляд через плечо, хотя знал, что оглядываться нельзя, оглядка – это очко в пользу алчущей гибели. А она пятном на белой дороге приближалась сзади. Каких-то метров сто отделяло ее от вожделенной добычи, но она не спешила, а с боков уже смыкались ее челюсти, и волчий клич впереди дал понять – ловушка захлопнулась. Игры кончились.

…Невероятно ослепительная вспышка позади заставила светится девственно чистый снег, словно сам Спаситель снисходил с Небес, дабы одним мановением руки прогнать зверя. И взгляд, брошенный назад, убедил Виктора в этом, ибо то действительно было спасение, но не с небес, а из мира телевизоров, мобильных телефонов и всего того, что было создано руками человеческими, но без длани Господней – Виктор верил – не обошлось. Приближался автомобиль, и свет его заставил всех лесных чудовищ отступить и ворчать в напрасной злобе там, где напрочь отсутствовала цивилизация.

И вот тогда Виктор зарыдал.

Рекламная пауза завершалась. Вольдемар отхлебнул напоследок из именной расписной кружки с логотипом своей передачи (и с собственным портретом, естественно, как же тут было не удержаться?) и приказал себе настроиться. Необходимо вновь забыть про уютненький особнячок в Италии, про «мерседес», про бутылочку изысканного винца родом оттуда же, откуда и особняк, и начать ненавидеть всю эту Европу, ненавидеть люто, неистово, до оргазмического припадка, потому что только тогда люди по ту сторону экрана поверят всему, что он тут сегодня наплетёт; ненависть должна гореть в его глазах, срываться с губ завуалированными фразами, сквозить в его жестах… Это даже не игра, не актёрское лицедейство, здесь всё должно быть по-настоящему, не дай-то Бог, где он опрофанится.

– Серёжа, что там у нас дальше? – поинтересовался Вольдемар у редактора.

– Видео с росгвардейцем, который пинает пожилую женщину, – отчеканил тот. – Ну, понимаешь, надо как-то так это всё выставить…

– Всё-всё, я понял! – раздражённо перебил главный ведущий (и автор) ежедневной передачи «Пичугин лайв».

Иногда ему подбрасывали материал, который, прямо сказать, совсем не делал чести власть предержащим. Материал гнусный, потому что правдивый, и его, казалось, никак не обработаешь, подобно тому, как скульптор отсекает от камня всё лишнее. Но Вольдемар Пичугин не зря имел особняк в ненавистной Европе и автомобиль немецкого производства, поскольку владел речью лучше, нежели скульптор владел своим резцом. Полицейский бьёт беззащитную пожилую женщину – это, конечно, перебор, но на таких вот переборах Вольдемар и сделал себе имя (и сколотил неплохой капиталец).