Семен, прислонившись к двери, прислушался, но ничего не услышал. Дверь резко открылась. Татьяна смотрела на него жестким взглядом и молчала, видимо ожидая его слов.

– Поговорим? – не отводя взгляда от жены, спросил Семен.

Она отступила в сторону, давая понять, что ему можно войти, и ушла в комнату. Присев в кресло, Татьяна наблюдала за мужем, который последовал за ней и расположился напротив неё.

Жена была в домашнем флисовом костюме кофейного цвета в светлый горошек, а на ногах тапочки с пушком. Она была так хороша в этой уютной обстановке, что у Семена защемило сердце.

– Где Полина? – спросил он, опуская голову.

– Скоро придет, пошла в пекарню за булочками. Будем праздновать нашу свободу.

Татьяна пыталась говорить спокойно, но чувствовала, что вот-вот сорвется на более резкий тон. Она заметила, что муж не брит, помят и подавлен, а значит, ночевал, наверно, в гостинице.

– Она в курсе? – опять спросил он, украдкой поглядывая на неё.

– Конечно. Наша дочь уже взрослая,

– Не совсем! Но раз ты так решила, так тому и быть.

– А что решил ты?

– Я сожалею.

Татьяна еле сдерживала себя от обиды и унижения, ей хотелось сделать ему так же больно, как он сделал ей. Её взгляд стал холодным, а ладони сжались в кулачки.

– Когда человек теряет часть своего тела или какой-нибудь орган, он никогда не сможет вернуть его обратно, как бы ни сожалел и ни желал этого. Ты вонзил нож в мою душу, а это ещё больнее. Неужели ты думаешь, что я всё тебе прощу и приму тебя обратно?

– Я сам себя простить не могу.

– Свои причитания оставь при себе. У тебя теперь новая жена, которая ждет от тебя ребенка. Забирай вещи и уходи.

– Но я не хочу идти к ней и тем более жить с ней.

– Это твои проблемы. Уволь меня от этих подробностей.

Полина вернулась с покупками и с порога крикнула:

– Мам, я всё купила.

Обратив внимание на обувь отца, она заглянула в комнату и с сарказмом произнесла: – О, возвращение блудного сына, то есть отца. Привет, папа. Что так долго не решался прийти? Или у тебя теперь есть запасной комплект одежды в новом доме?

– Полина, перестань, – строго сказала Татьяна, – он твой отец, и тебе непозволительно так с ним разговаривать.

– Отчего же, – так же с сарказмом стал отвечать Семен, – если отец оступился, то можно теперь в него плюнуть и перечеркнуть всё то время, которое он провел с дочерью, пока она росла.

– Я же девочка, – не замедлила с ответом Полина, – поэтому мне ближе позиция мамы, но ты прав, плевать в тебя больше не буду, но и общаться, как раньше, тоже.

– Прекратите оба, – разозлилась Татьяна.

Наступило молчание. Полина ушла на кухню. Супруги сидели с поникшими головами. Нужно было принимать окончательное решение, которое давалось им очень тяжело. Семен надеялся хоть на какое-нибудь снисхождение и смягчение «приговора», а Татьяна боялась перечеркнуть и разорвать одним словом все прожитые с мужем годы, хотя понимала, что не сможет его простить.

Полина незаметно появилась в дверях и наблюдала за родителями, ей тоже было очень жаль лишиться дружной семьи. Она одинаково любила их, и ей будет не хватать общего семейного тепла, тыла и поддержки, которые были гарантом её благополучия в этом мире.

– А моё мнение в принятии решения учитывается? – спросила она.

Они удивленно посмотрели на нее и мысленно согласились с тем, что она тоже имеет право решать судьбу семьи. Каждый из родителей сейчас страдал по-своему, демонстрируя свои обиды и переживания, и никто из них не подумал о страданиях дочери. Никто из них не подумал, а что теряет она при их разводе и как она будет с этим жить. Они будут по отдельности заглаживать перед ней свою вину, соревнуясь в участии, но это будет уже не фундамент семьи, а почва с сорняками, которые могут придавить выросший неокрепший росток. И вырастет этот росток слабым, сгибающимся от ветров и дождей, без доверия к этому миру, но мечтающий о любви и преданности.