Вокруг сквера стояло несколько машин. Два «Москвича-401» и один «москвич» поновее. Самой роскошной машиной была моя бежевая «Волга».

Зимой снег не убирался со двора. Пройти к двум дверям в жилых корпусах, дверям, которые язык не поворачивается назвать парадными, можно было только по узким, протоптанным в снегу тропинкам. В особо снежные зимы машины стояли, потеряв очертания, как высокие сугробы, искрящиеся под лучами солнца. Дети художников, живущие в нашем доме, залезали на крыши машин и лихо скатывались оттуда на санках вниз.

Снег лежал таким толстым слежавшимся слоем, что, когда он весной стаивал, никаких повреждений от полозьев на поверхностях крыш и багажников обнаружить было невозможно.

Покупал я свою машину с приключениями. Надо было отстоять трехлетнюю очередь с ночными перекличками во внутренних дворах Апраксина. Если пропустишь перекличку, тебя безжалостно вычеркнут из списка. Никакие справки от врача или документы о командировке с места работы в расчет не принимались. Очередь жила своей, ею же узаконенной, самостоятельной жизнью. Такие же очереди были и за холодильниками, мебельными гарнитурами и за многим другим дефицитом.

И наконец подошла моя очередь на машину. Я внес в кассу магазина деньги и через месяц-другой получил долгожданное извещение о том, что могу прийти и выбрать машину.

– Только не бежевую. Постарайся взять серую, мышиного цвета, – говорила Вика.

«Волга» мышиного цвета была и моей мечтой. Перед этим у меня были уже два «Москвича-401», маленьких, темно-синих, лишенных всех необходимых удобств: печки, подогрева заднего стекла, указателей поворотов и всего прочего. Это были коробки из толстого железа с мотором, рулем, двумя педалями, тормозом и спидометром. Больше ничего в коробке не было. Все остальное приходилось доделывать самим владельцам, а указатель поворота заменяла рука, высовываемая из открытого в любое время года окна.

Так что «Волга» казалась чудом техники и была вожделенной мечтой любого автолюбителя. Взволнованный предстоящей покупкой, с предварительно оплаченным чеком и извещением в кармане я пришел в автомагазин.

Во дворе стояло несколько подготовленных к продаже автомашин. Вокруг толпились любопытные, чья очередь еще не подошла.

В основном стояли «москвичи», и среди них было только две «Волги». Обе замечательного мышиного цвета. К сожалению, обе оказались с дефектами. У одной была глубокая круглая вмятина на правом переднем крыле, а у второй был отломан украшающий капот олень. Не хотелось покупать новую машину, пусть и мышиного цвета, но уже с серьезными дефектами.

После доверительного разговора с продавцом и небольшой взятки он предложил мне посмотреть еще одну машину. Она стояла в магазине, в большом длинном помещении с верхним светом. Вплотную к стене выстроилось несколько новых машин. Впереди стояли друг за другом два «москвича», а третьей стояла «Волга». Она была, к сожалению, бежевого цвета, но соблазнительно блестела лаковыми поверхностями и со сверкающим оленем на носу.

«Только не покупай бежевую», – стучало в голове.

Без всякого энтузиазма я подошел к машине. Художник Ломакин, который зачем-то без дела болтался в магазине, взялся помочь мне в определении качества двигателя.

Существует традиционная процедура, когда ничего не понимающий покупатель тупо смотрит под капот на работающий мотор, потом зачем-то стучит ногой по колесам и таким незатейливым образом определяет, стоит ли машина тех денег, которых за нее просят.

– Открой капот, – сказал Ломакин, – посмотри, что у нее внутри.

Я нехотя уселся бочком на место пассажира рядом с местом водителя, протянул левую руку и с трудом открыл капот.