– Девушка, выпишите мне, пожалуйста.

– Пожалуйста, – вежливо ответила рыженькая продавщица. – С наступающим! – добавила она.

И от этого простого «с наступающим» у Гоги поднялось настроение. Он счастливым шел с подарком домой, предвкушал встречу с матерью и с сестренкой, представлял, как они сядут пить чай за круглый дубовый стол, и Томарико придет – мамина подруга, и он покажет и фотографии маленькой Маргоши, а на лето уж точно, уж непременно они соберутся все вместе.

Дома было тихо. Маргоша спала, теща варила борщ. Гоги тихо прошел в ванную. Пока он мыл руки, отогревая озябшие пальцы под горячей водой, теща открыла коробку. Гоги вышел и обомлел: на столе красовался сервиз купленный для мамы в подарок.

– Ну, ты, зятек, и молодец! Тещу уважил! – довольно хмыкнула она. – Танька придет, чай пить будем.

– Не будем! – твердо отрезал Гоги.

– Как это не будем?

– Я маме купил. Это подарок. Мне неудобно ехать с пустыми руками.

– А… значит, к нам удобно, а к ним неудобно! Хорошо получается!

Гоги растерялся. Он и не подумал, что делает что-то не так.

– Но ведь я еду к ним в гости!

– Ну, это ты молодец, конечно, что в свой родной дом как в гости! А здесь ты, значит, хозяин! А пользуетесь вы, между прочим, всем, что я и Танин папа заработали! Своим горбом и трудом!

Она резко махнула рукой и случайно сбила со стола чашку, та взлетела, как летающая тарелка, и, сделав в воздухе прощальный пируэт, разбилась вдребезги!

– Ой! – от неожиданности выкрикнула теща. – Я случайно!

Гоги надел пальто и ушел.

Ночь он провел у ребят с курса – студенческая общага сменилась холостяцкой берлогой. Жили весело и беззаботно, и ничего не надо было никому объяснять. Гоги понял, что проехал станцию «беззаботность», а они вышли. Вышли купить яблок и пирожков, поезд уехал, а они остались, молодые и веселые, и не торопились на следующий перрон. Они просто помахали ему вслед без капли сожаления.

Проговорили до утра. Пили, курили и ржали, как кони, молодые и здоровые беззаботные кони.

Под вечер Гоги пришёл домой собрать вещи. Вылет был ночью. На пороге он заметил аккуратно упакованную коробку с сервизом и дорожную сумку.

– Я тебе вещи собрала. Ну и от меня подарки положила. – Таня замялась. – Ты извини маму… она просто устала. Я допишу диссертацию, и мы обязательно полетим вместе, – Таня чувствовала свою вину и не могла скрыть этого. – Ну что я могу поделать? Ну вот, влипла я с этой работой! Ну прости… – Таня обняла Гоги. – Маргоша спит, – шепнула она.

– А диссертация? – улыбнулся Гоги. – Диссертация спит?

Самолет сел легко и грациозно. Грузинские летчики – это настоящие орлы, парящие на стальных крыльях. Теплый, почти весенний воздух, хотя и был конец декабря, обдал лицо Гоги. Всего семнадцать километров – и он дома! Всего каких-то тридцать минут – и он обнимет маму, сестричку и свою крестную Томарико! Они сядут и будут разговаривать. У Гоги сердце наполнялось теплотой и нежностью. Что-то сладкое и томное разливалось у него внутри – наверное, любовь. Он понял, как сильно он соскучился по дому, по кривым извилистым улочкам, по горячему хлебу и крикам соседей во дворе, по солнцу, по небу, по языку.

«Может, мне и не ехать никуда? Здесь меня лимитой никто не обзовет. Здесь мой дом, родные люди. Только вот Маргоша…» – тут же мелькнуло у него в голове. Он вспомнил ее глазки-вишенки, ее каштановые золоченые локоны, ее заливистый смех, липкие маленькие пальчики, когда она сидела у него на коленях и кормила крошечками. Гоги знал, что уйди он, мать Тани никогда не позволит видеться с дочкой. Он отсек все мысли про «остаться» и решил просто наслаждаться этим моментом, этим счастьем пребывания в родном доме.