Лицо у нее оказалось неожиданно юным, кожа – ослепительно чистой и гладкой, как новый кусочек белого мыла, высокие скулы, спокойные зеленые глаза и слегка острый подбородок. Но помимо элегантно угловатых черт лица у нее еще были нежные, пухлые и беззащитные губы такой очаровательной формы, что у Этана каждый раз, когда он их видел, начинали слабеть колени.

После первого знакомства Этан позаботился о том, чтобы больше не встречаться с Гаррет Гибсон, понимая, что эта женщина принесет ему большие осложнения: возможно, даже большие, чем он ей, – но в прошлом месяце он заходил в медицинскую клинику, где она работала, чтобы получить кое-какую информацию об одном из пациентов, и его чувства вспыхнули вновь.

Все в Гаррет Гибсон было… восхитительным! Взгляд, проникающий до самого сердца, голос четкий и звонкий, как сахарная глазурь поверх лимонного кекса. Сострадание, которое влекло ее лечить бедняг, не заслуживших своей участи, а также и тех, кто ее заслужил. Целеустремленная походка, неослабевающая энергия, удовлетворенность женщины, которая не скрывала, но и не выпячивала свой ум. Она вся была солнце и сталь – такое сочетание ему не встречалось раньше.

Он уже поклялся себе, что ему от нее ничего не нужно. Все, что он намеревался предпринять, это соблюсти безопасность Гаррет Гибсон во время ее посещений работного дома в Клеркенуэлле, или сиротского приюта в Бишопсгейте, или куда еще она там выберется по вторникам. Такую малость он мог себе позволить.

Договориться о встрече с ней было ошибкой. Этан до сих пор не мог понять, как так получилось: слова, которые сорвались у него с губ, словно произнес кто-то другой, – но коли уж сделал предложение, сдать назад было невозможно, а еще ему вдруг страшно захотелось, чтобы она согласилась.

Один час в обществе Гаррет Гибсон, и больше он никогда не приблизится к ней, а воспоминание об их встрече сохранит до конца своих дней.

Универмаг «Уинтерборнс» представлял собой непрерывный ряд огромных, облицованных мрамором зданий с хрустальными витринами вдоль фасадов. Знаменитая центральная ротонда из витражного стекла возвышалась над четырьмя этажами аркад, разделенных колоннами. Магазин походил на дворцовый комплекс, выстроенный амбициозным человеком, который хотел, чтобы весь мир узнал, чего мог добиться в жизни сын простого бакалейщика из Уэльса.

Этан свернул за универмаг, где располагались конюшни, товарные дворы и склады. Личный дом Уинтерборна находился в дальнем конце улицы и соединялся с магазином отдельными переходами с лестничными колодцами. Этан всегда заходил в дом с тыла, через двери, которыми пользовался обслуживающий персонал.

Его впустил лакей.

– Мистер Рэнсом, сюда, пожалуйста.

Этан снял кепку и двинулся за ним. Так они дошли до центральной лестницы, соединявшей пять этажей дома. Коридоры освещали хрустальные канделябры, на стенах висели картины с горными пейзажами, морскими видами и пронизанными солнцем пасторальными сценками. Длинный приставной стол у стены был заставлен голубыми и белыми фарфоровыми вазами с папоротниками и вьющимися побегами орхидей.

Когда они проходили мимо трех пальм в кадках, Этан обратил внимание на несколько комочков грязи на полу рядом с одной из них. Задержавшись, он заглянул под длинные острые листья и увидел там вырезанные из дерева фигурки животных: похоже из библейского Ноева ковчега, – которые стояли возле маленького домика, склеенного из пустых коробков из-под спичек. Все походило на детский секретик. Улыбнувшись уголками рта, Этан сообразил, что, должно быть, это дело рук младшей сводной сестры леди Хелен примерно пяти лет от роду, которая воспитывалась в их семье. Заметив, что фигурка слона завалилась набок, он поставил ее и услышал: