Руки Рэнсома напряглись, горло перехватил спазм, словно он не понимал, что ему нужно: выдохнуть или сделать вдох. В следующий момент он отпустил Гаррет и неуклюже рухнул на пол.

Она переполошилась и опустилась рядом с ним.

– Что случилось?

– Растяжение мышцы, – глухо ответил Рэнсом, но его вид внушал тревогу: лицо побагровело, дыхание резко участилось.

– Голова кружится? – озабоченно спросила Гаррет. – Предметы узнаете? – Она приложила ладонь к его щеке, чтобы определить температуру, однако он резко отстранился. – Давайте я проверю пульс.

Гаррет снова потянулась к нему, но Рэнсом схватил ее за руку, и она взглянула в его глаза, сиявшие какой-то неземной синевой.

– Не трогайте меня, или я… – Неожиданно он откатился от нее и встал на ноги одним простым движением, потом отошел к противоположной стене, оперся об нее руками и опустил голову.

Однако прежде чем Рэнсом повернулся к ней спиной, Гаррет заметила то, что не имело никакого отношения к растяжению мышцы. Это была проблема совершенно другого рода. Узкие брюки для фехтования со всей очевидностью демонстрировали этот ужасающий факт – Рэнсом был возбужден, и это впечатляло!

Лицо Гаррет залила краска, щеки запылали. Не понимая, что делать дальше, она так и осталась стоять на коленях, испытывая странное чувство, природу которого не могла определить: не смущение, хотя была красная с головы до ног, не наслаждение, хотя нервы пели как натянутые струны.

Ей еще не доводилось оказываться в ситуации, когда присутствие женщины вызывает в мужчине страсть, отчасти потому, что она никогда не занималась оттачиванием искусства флирта и приемов женского очарования. Отчасти потому, что, когда ей в первый раз довелось встретить мужчину, она занялась своим обычным делом – наложила швы хирургической иглой и сделала ему укол.

– Э-э… Вам поможет стакан холодной воды? – осмелилась спросить Гаррет и даже не узнала собственный голос: так робко он прозвучал. – Я принесу.

Рэнсом ответил, все так же упираясь в стену лбом:

– Если только вы выльете его мне в штаны.

У нее вырвался сдавленный смешок, и, обернувшись, он бросил на нее косой взгляд. Это была жаркая вспышка, бесконечно синяя, передававшая силу желания, и разрушительная, как удар молнии. При всех своих знаниях о функциях человеческого тела, Гаррет только сейчас начала понимать, что содержалось в этом огненном взгляде.

Его голос был сух и с нотками насмешки над самим собой:

– Как вы сказали, доктор… в натуре каждого мужчины сохранились остатки необузданности и непокорности.

– И что он сказал потом? – шепотом спросила леди Хелен Уинтерборн, перегнувшись к ней через чайный столик. Ее серо-голубые глаза стали круглыми, как серебряные флорины. – А что ты сказала?

– Не помню, – призналась Гаррет, удивляясь тому, что ее лицо продолжает пылать, хотя прошло уже три дня. – У меня мозги превратились в кашу. Это было так неожиданно.

– Ты никогда не видела мужчину… в таком состоянии? – Хелен проявила деликатность.

Гаррет с усмешкой взглянула на нее.

– Я бывшая сиделка плюс доктор. Уверяю тебя: я столько раз видела эрекцию, что дала бы фору какой-нибудь мадам в борделе, но ни разу это не имело никакого отношения ко мне.

Чтобы скрыть улыбку, Хелен уткнулась в полотняную салфетку.

По заведенному обычаю они раз в неделю встречались за ленчем в заново отделанной чайной в универмаге Уинтерборна. Это было просторное помещение с высокими потолками и мозаичными стенами, которое служило хорошим укрытием от дневной жары и уличной суеты. Многочисленные посетители группками сидели за круглыми столиками. В каждом углу чайной были устроены альковы, отделенные от общего зала, где можно было поговорить в приватной обстановке.