Храбрость, которая не основана на оценке всех сторон ситуации – это не храбрость, а глупость. А отступление ввиду превосходящих сил противника – не трусость, а лишь временная и благоразумная мера.

Владик изо всех сил рванул прочь.

Второй раз за этот разнесчастный день он летел, как на крыльях, слыша за спиной нехорошие звуки – лязг железных копыт по каменной мостовой, звон мечей и призывы всадников догнать и убить.

Он постепенно выбивался из сил и чувствовал, что преследователи настигают его. Ноги стали тяжёлыми, дыхание сбивалось. Вот-вот и всё…

Владик даже не сразу понял, что произошло. Чья-то могучая рука схватила его за шиворот, так что он даже закрутился в собственной куртке, встряхнула, втянула в узкий и тёмный проулок и поставила на ноги.

Владик не мог поверить своим глазам – перед ним стоял тот самый кошмарный мужик из подъезда. На этот раз он показался Владику гораздо менее противным, во всяком случае гораздо более симпатичным, чем тот тип на лошади с мечом в руке, что появился в конце переулка и галопом, высекая копытами искры, направлялся к ним. За ним скакали другие.

Мужик из подъезда схватил Владика за руку, гулко хохотнул, прохрипел «пацан, за мной и не бойся», и они понеслись по переулку прочь от преследователей. Тем не менее, грохот копыт, эхом отдававшийся в переулке, приближался, сил уже не оставалось, беглецы почти остановились, смирившись со своей судьбой, когда копыто коня первого преследователя попало на выступавший булыжник, поехало в сторону, раздался предупреждающий крик всадника, и они с лошадью тяжело грохнулись на мостовую. Подпруга седла лопнула, шлем покатился в одну сторону, меч полетел в другую, всадник попытался подняться, его снова сбил на землю пытавшийся встать на ноги конь. Сзади налетели и врезались в них ещё двое верховых – они не успели вовремя остановиться. В общем, куча мала удалась знатная.

Тяжело дыша, Владик и его спаситель продолжили свой бег, хотя уже и не так скоро. Наконец, когда крики и шум за их спинами совсем утихли, когда они сделали ещё несколько поворотов по переулкам и улочкам города и оказались на берегу какой-то мутноватой реки, мужик бессильно опустился на траву и опёрся спиной о камень. Владик сел рядом. Так они молча сидели и успокаивали дыхание. Наконец мужик, не глядя, протянул Владику руку:

– Кузьма.

– Чего?

– Зовут меня так.

Владик пожал протянутую руку.

– Владик.

– Знаю.

– Откуда?

– Оттуда. Отец твой Александр, мать – Ольга. Вероника – сестра.

Владик вздохнул.

– Вероника. Она ведь говорила мне не открывать ту дверь на кухне.

– Так и я тебе говорил не открывать.

Владик несмело огрызнулся:

– Да ладно, умные все! Родители сейчас переживают. Ай-ай.

– Не переживают. Они не заметили, что вас нет.

– Почему?

– Потому. После объясню.

– Кстати, Кузьма, где мы? Странное место. Мужик этот на лошади, и вообще…

– Сказано, потом растолкую. Пошли, подхарчиться надо. У меня от этой беготни брюхо подвело.

Они поднялись и пошли по переулку. Кузьма вдруг остановился.

– Айн момент.

Он, посапывая, снял вывешенные на окне одного из домов штаны и рубаху и сунул Владику в руки.

– Надевай. Тебе нельзя так ходить.

– Ты же их украл!

– Это не кража, это обмен. Мы же твои оставим. Надевай—надевай, я знаю хозяев.

Владик принялся стягивать джинсы, куртку и футболку.

– Быстрее, увидят!

– Ты же сказал, что знаешь хозяев.

– Я соврал.

И они быстро зашагали прочь.

Несколько раз свернув, они оказались на небольшой площади, где у одного из домов был вывешен пучок зелени на шесте.

– Мой любимый трактир.

Кузьма толкнул дверь. Их обдало облаком смешанных ароматов жареного мяса и вина, гул нетрезвых голосов.