В 1981 году Польское агентство печати (ПАП) проинформировало, что начато следствие против КОРа. В коммюнике ПАП этот Комитет описывался как организация, находящаяся на содержании у зарубежных диверсионных центров, направленная против государства, его общественного строя, его внешних союзов и внутреннего мира. Через месяц мы узнали, что Куроню и Михнику предъявлены обвинения в участии в преступной организации, а также в действиях, порочащих государственный строй и его учреждения. Декорации были готовы, актеры выбраны. Оставалось лишь спешно дополнить или изменить некоторые части сценария. Если процесс должен был выполнить поставленную перед ним дидактическую роль (а другой роли он и не выполнял), то такие оперативные коррективы были необходимы. Тем временем дидактические цели менялись в зависимости от текущих обстоятельств. Пока КОР реально действовал – прежде чем он самораспустился после августа 1980-го, – репрессии и непрекращающиеся приготовления к процессу имели целью минимизировать ущерб от его деятельности и подавить те зародыши свободы, символом которых выступал КОР. После рождения «Солидарности», когда именно это общественное движение охватило миллионы людей, а КОР стал всего только символом, атаки против него и подготовка к процессу в действительности нацеливались в «Солидарность», в ее независимость, в ангажированность интеллектуалов. Речь шла о том, чтобы навязать профсоюзу всяческие табу как условие любых соглашений и договоренностей с властями. Это была классическая «тактика салями»[24]: если бы профессиональный союз согласился на устранение членов КОРа, власти, несомненно, потребовали бы вышвырнуть остальных «радикальных» и «безответственных» советников, потом – «безответственных» лидеров профсоюза и так далее. Процесс против КОРа должен был служить постепенному порабощению профсоюза. «Солидарность» отдавала себе отчет в этом и не позволила заманить себя в ловушку.

Ликвидация профсоюза 13 декабря 1981 года, естественно, изменила стратегию власти. «Тактика салями» перестала быть полезной. Нужда в очередных ампутациях, производимых на теле профсоюза, исчезла, коль скоро его уничтожили одним махом – целиком и полностью. Однако КОР в качестве символа оставался полезным. Теперь процесс над ним должен был a posteriori (апостериори) обосновать объявление военного положения. Требовалось любой ценой показать, что заговор против государственного строя и власти действительно существовал. Требовалось доказать, что «Солидарностью», родившейся, как это неустанно повторяют власти, «из справедливого гнева рабочего класса», с целью «сказать „нет“ искажениям и извращениям социализма, но не социализму», манипулировали разные «антисоциалистические группки, сосредоточенные, главным образом, вокруг КОРа». Рабочий класс, хороший по самой своей природе, не может быть виноват – виновников надобно искать в других местах, среди зарубежных агентов, интеллектуалов, евреев и пресловутых велосипедистов.

Итак, КОР служит козлом отпущения. Власть – а тонкость не числится среди ее доминирующих качеств – попадает в гротескную ситуацию, обвиняя в своем коммюнике от 2 сентября 1982 года интернированных уже на протяжении девяти месяцев КОРовцев в организации демонстраций, которые 31 августа 1982 года прокатилось через всю Польшу по призыву подпольного руководства профсоюза.

А процесс над КОРом – так же как и процесс семи руководителей «Солидарности», который должен состояться после него, – уже не касается людей из плоти и крови, хотя обвиняемым предстоит дорого заплатить за свое мужество, ангажированность и борьбу. Однако на сей раз судить и осудить собираются символ – символ надежды, символ общей для всех поляков мечты о свободной, справедливой и демократической родине. На скамью подсудимых должна сесть «Солидарность» как воплощение этих мечтаний, а вместе с ней – весь польский народ, который не перестает демонстрировать свою привязанность к идеалам и надеждам, вызванным к жизни в августе 1980-го.