Пахнуло сыростью и старостью. Помещение оказалось сенями, темными, с деревянными полами, какой-то старой обувью и одеждой на крючках. Ниже-располагалась полка с какими-то пустыми и полными стеклянными банками: помидоры, огурцы, какая-то субстанция желтого цвета, топленое масло что-ли? В глубь, прибывший, не проходил, сразу увидев слева дверь. Внутренняя часть начиналась с высокого порожка, за которым, на животе, лежал человек. Лужа крови, растекшаяся и уже впитавшаяся в деревянные половицы, местами засохла. Электрическая лампочка позволяла сориентироваться и не наступить в кровавую речку.

По одежде, некоторым предметам в руках и поведению, Опер Главка определил следователя прокуратуры, писавшего протокол, эксперта-криминалиста, с фотоаппаратом в руках и местного оперативника с папкой под мышкой, пристально смотревшего на вошедшего. Еще несколько мужчин в штатском, подходили под описание понятых или родственников. Варяг поздоровался, повторно назвав свою должность и фамилию, после чего кивком головы предложил коллеге из уголовного розыска выйти «до ветру». На улице «поручкались1» и закурили. Они были не знакомы.

– Что тут у вас? – спросил он.

– Труп. Криминал. Пенсионер, – сдержанно ответил местный.

– А Рязанов где? – снова спросил гость, упомянув фамилию оперативника, отвечающего за линию раскрытия убийств в этом городе.

– В отпуске. Меня отправили. Одинцов моя фамилия. Федор.

– А начальник розыска, Кислов?

– Был. Посмотрел и уехал.

– А ты с какого отделения?

– Розыскник2 я.

– А чего это тебя на «мокруху3» отправили?

– Дежурю на сутках.

– Ясно. Расскажи в двух словах, что тут?!

– Сегодня утром позвонил мужчина и сообщил, что пришел проведать своего отца и нашел его мертвым. Мы выехали. Зашли. Труп еще не трогали. Ждем медика, но визуально видны отверстия на спине. Видимо-ножевые. Со слов сообщившего, мужчина жил один. Не работал. Получал пенсию, как ветеран войны. Её хватало. Иногда сын помогал. Последний раз он видел отца живым – неделю назад. Из вещей, со слов сына, пропали только медали. Несколько штук. Боевые. С войны. И орден «Красной Звезды». Награды лежали в вазочке в серванте. Может еще какие-то вещи пропали. Сын не знает. Будет смотреть. В доме-бардак. Разбросано много. Это сделал не отец. При жизни-держал порядок. Возможно, какие-то продукты отсутствуют. На кухне-так же все из шкафов вывернуто. Крупы рассыпаны, пустой холодильник.

– Орудие преступления?

– С ходу – не нашли. Возможно-нож.

– Что еще за люди в доме?

– Следак, эксперт, соседи-понятые и два сына.

Шум подъехавшей машины отвлек от беседы.

Мужчина в куртке, брюках и ботинках, перепрыгнув лужу, уверенно подошел к милиционерам. Судебно – медицинский эксперт прибыл позже всех с областного центра. Прошли в дом. Начался осмотр трупа.

Тело располагалось на животе, полусогнутыми ногами-к дверному порогу, головой-к печке. Правая рука чуть вытянута вперед, левая-под телом. Обе- в полусогнутом состоянии. Не высокого роста, седые, достаточно длинные волосы. В метре от головы лежала серая кепка. На мужчине сверху был одет серый пиджак. Из-под него стоечкой торчал воротник красной, клетчатой рубашки, застегнутой на самую верхнюю пуговицу. Черные брюки и калоши. Правая половина лица была доступна для обозрения. Удалось рассмотреть морщинистый лоб, кустистые, седые брови, открытые стеклянные глаза, усы, чуть приоткрытый рот, щетину на подбородке и торчащий кадык. Голова была чуть задрана обнажая худое горло.

Руки эксперта, в перчатках, уверенно делали свое дело. Судя по явно выраженному трупному окоченению во всех группах мышц, смерть наступила не менее чем сутки назад. Разогнуть руки, фактически, не представилось возможным. Четыре отверстия в одежде на спине, шириной примерно два сантиметра, развеивали сомнения в причине смерти. Явные колотые раны, предположительно нанесенные ножом, не являлись единственными. Порезы ладони и пальцев правой руки, по мнению специалиста, скорее всего возникли от осколков стекла. Внимательное рассмотрение при дополнительном освещении фонарем, позволило извлечь осколок с ладони. Другие стекла, предположительно от разбившейся стеклянной банки, валялись рядышком, сдвинутые в кучку ближе к печке. Широкий осколок ободка горлышка указывал именно на банку, исключая другую посуду узкого диаметра.