Лев не разделил удовольствия от такой привычки, но переоделся прямо в комнате. Кира тактично отвернулась.

Лев позабавился: «Сколько раз она смутилась сегодня?»

Облачившись в халат, он сразу почувствовал, как тепло разлилось по озябшему телу. Стало неимоверно хорошо, не хотелось думать, как он будет возвращаться домой в кедах, которые в пору выкинуть в мышиный мусоропровод. Лев расположился на диване, взъерошив волосы и нахохлившись, будто голубь.

Кира заварила чай – запахло ромашкой. Кот без устали семенил за ней, выпрашивая еду, не переставая мурчать и повякивать.

– Так зачем мы сюда приехали?

– Я хочу отдать тебе то, от чего ты оказался, раз мы снова дружим.

Кира поставила поднос с кружками на диван рядом со Львом и стала рыться в тумбочке. Из неё она достала плёночный фотоаппарат и свёрнутые трубочкой холсты.

– Вот. Твои бывшие увлечения. Прошу любить и жаловать. – Кира повертела в руках камеру. – В городе есть проявочная комната. Ты там частенько пропадал.

– А фото, что я снимал?

– Понятия не имею, где они. Есть только рисунки.

Лев стянул с холстов резинку, которой они были перетянуты.

– Это я рисовал?!

На рисунках были изображены море с одиноким парусником, что плавно покачивался на бирюзовых волнах; маковое поле с задним планом, слившимся акварельным красным дымным пятном. Ещё была целая коллекция графики. Натюрморты: например, лоза винограда, ваза с разбросанными вокруг неё фруктами, выполненная углём.

– У тебя талант. Но ты все бросил, не успев начать. Вот здесь пропорции хромают. – Кира указала на холст с вазой.

– Я сам как эта ваза – пустой, с нарушенными пропорциями.

– Ну мы можем дорисовать, положить в неё фрукты. Смотри, вот мой любимый!

На холсте поблёскивал череп горного козла с огромными витиеватыми рогами. Фоном к нему служил синий бархат.

– Как будто средневековый интерьер. Фрагмент залы, принадлежащей какому-нибудь феодалу.

– А портреты есть?

– Я учила тебя, но тебе не нравилось, как получается. Ты всё порвал.

– О, ну это на меня похоже. Это я успел понять. – Лев взял в руки фотокамеру. – Интересно, что я фотографировал?

– Мне ты никогда не показывал.

Лев украдкой щёлкнул Киру, что как раз поднесла горячий чай к губам и пыталась отпить, потешно морщась.

– Эй, я не готова! Не надо! – она покраснела и закрыла лицо рукой.

Лев улыбнулся:

– Да ладно тебе! Давай подыграй мне. Я же должен восстановить память.

Лев встал на одно колено перед Кирой, покрутив объектив, чтобы сфокусировать его. Кира же положила ногу на ногу, юбка её немного задралась, открывая бедро. Лев не смог сосредоточиться, всё его внимание, к удивлению, заострилось на Кириных ногах. В первую очередь он запечатлел именно их и плоский живот, что туго обтягивало платье. Обычно после двадцати девушки начинают становиться женщинами, готовыми к потомству, их тело принимает эту метаморфозу: бёдра округляются, грудь увеличивается. Но на Киру это не распространилось, она так и осталась обладательницей угловатого тела.

Кира застеснялась – она наклонила голову, подперев её рукой, и старалась не смотреть в камеру. Лев сфотографировал её во весь рост, такую смущённую и милую. А потом с кружкой чая, из которой исходил пар, в руках. Он заметил, что ногти Киры маленькие, некрасивой формы, словно она много лет грызла их.

Лев рассматривал её через фотообъектив, борясь с желанием предложить принять более откровенную позу, например, раздвинуть ноги.

«Чёрт, зачем она надела это платье? Специально?!»

Видя перед глазами только пошлые картины, Лев почувствовал, что его голова перестала трезво функционировать. Всё-таки он был мужчиной, к которому, по всей видимости, вернулось либидо. Лев резко ощутил покалывание внизу живота, будто весь ум упал «туда».