В груди было по-прежнему тепло, то ли от коньяка, хотя прошло уже часа два, то ли от самой ситуации. Глуповатая улыбка время от времени озаряла его физиономию, сестричка не шла, и он уже подумывал о том, чтобы присесть на единственный стул, который притулился в самом углу холла. Его так разморило, что он даже не сразу отреагировал, когда появилась доктор.

– Здравствуйте, Виктор Геннадьевич. Спасибо, что дождались, – Виктор, который буквально на секунду прикрыл глаза, вздрогнул.

– Разве мог не дождаться. Спасибо за дочь.

– Виктор Геннадьевич, мы уже поговорили с Ольгой Николаевной и объяснили ей ситуацию. – До Виктора стало доходить, что происходит что-то не то.

– Хватит ходить вокруг да около. Что случилось?

– Не переживайте, с вашей женой все в порядке. Роды были долгими. Она устала и сейчас отдыхает. Что касается дочери, то, как я уже сказала, плод был очень большой. Возможно, это произошло из-за узости родовых путей или деформация началась еще в период созревания.

– Хватит умных слов! Моя дочь…, она жива?

– Не переживайте, ваша дочь здорова. Почти. У девочки деформирована правая рука, и прогноз по ее развитию мы сейчас дать не можем. Возможно, она может причинять ей некоторые неудобства в будущем. В самом крайнем случае рука может не развиться, и она не сможет ее пользоваться.

– Замолчите! – Виктор не заметил, что явно повысил голос. Легкое опьянение прошло. Внутри все кипело, в глазах защипало то ли от слез, то ли от злости. – Я вам не верю.

– Я должна была вам это сказать, – голос врача звучал на удивление тихо, даже печально. Женщина постояла еще минутку, затем развернулась и вышла, и в этот момент в холл заглянула сестра.

Виктор молча сунул ей пакет с подарками, как будто хотел побыстрее от них избавиться, резко развернулся и вышел в темноту.

1

Новость о том, что с ребенком что-то не ладно, просочилась, как дождь сквозь прохудившуюся крышу. Зима, темнеет рано. На улице еще не было пяти, когда бабушка зажгла в кухне свет. Теплое желтое пятно от низко висящего абажура освещало стол, накрытый купленной по случаю пленкой в бело-голубую клетку, горшки на подоконнике, мама любила цветы, вот и сейчас, несмотря на время года, герань цвела вовсю. Туда, где висели кухонные шкафы, гордо именуемые гарнитуром, свет почти не доходил, и Виктор для удобства провел специально для мамы еще одну лампу, которую можно было зажигать, когда нужно было что-то сварить или пожарить. По правде сказать, делала она это редко, на кухне она все знала и могла готовить с закрытыми глазами. Бабушка, которая взяла пару дней отпуска, помочь с внучкой, пока дочь в больнице, этой лишней лампочке тоже не доверяла. Еще днем она забрала внучку из садика пораньше, замесила тесто, а чтобы нажарить пирогов, света хватало.

Леночке было четыре, но она уже была слишком серьезной для своих лет и напоминала маленькую женщину, которая должна заботиться о папе, пока мама в больнице. Наличие в доме бабушки не только не снижало градус ее ответственности, а скорее добавляло. Все время, пока Нина Михайловна возилась на кухне, она спокойно сидела на табуретке, так же как и стол, придвинутой к стене, и наблюдала за женщиной.

– Папа сейчас с мамой? А правда, что у меня сестренка родилась? А какая она? Как думаешь, мне разрешать с ней играть в дочки-матери? Она будет моей дочкой.

Бабушка отвечала, но сама при этом старательно отводила глаза. Из больницы, где работала ее давняя знакомая, ей тоже позвонили. Толстая стрелка часов давно миновала восемь и подбиралась к девяти, когда послышался звук проворачиваемого в замке ключа.