– Я справлюсь, не бойся!
– Боги, что же это у моего отца снова близнецы! Я говорил тебе, что и я из близнецов? Правда, мой брат не выжил. Как же мы справимся с ними со всеми?
– Не переживай, я уже придумала!
– Это такая тягость! Чем могу я отблагодарить тебя?
– Раз ты спросил. Гривна. Она не даёт мне покоя. Это не будет трудно. Только белый камень в гривну. Ты быстро справишься.
Бласт понял, что его шансы отказаться слабеют, и Петал силой характера всё равно добьётся своего. А аргументов у неё прибавилось ровно на два.
Тайна таны
1
– Бедная моя госпожа! И красавица, и благородная, и образование какое получила! А счастья нет! Никак нет! А этой белоглазой дикарке из прỏклятых всеми Богами земель – всё дано даром! И как только мог Бласт связаться с ней и привезти с собой в Италийские земли? А моя госпожа так любила его! Так любила! Не оценил!
Петал приходилось делать вид, что не слышит слезливых бормотаний и вздохов старой глупой няньки, оставленной в её доме при осиротевших близнецах. Но приоткрытую тайну о давней и безуспешной влюблённости Лии в пасынка намотала на ус…
Она будто не замечала, что старуха всё время старается подсунуть ей «сироток» на кормление раньше родного сына, который теперь вынужден был довольствоваться тем, что осталось.
Ей и самой нестерпимо жалко было несчастных подкидышей, присасывающихся к её груди с такой жадностью! Будто эти беспомощные комочки тёплой плоти чувствовали: после гибели отца и ухода матери их жизнь повисла на волоске. И они страстно вцепились в эту жизнь, воплотившуюся для них в благодатных молочных грудях Петал.
…Когда насытившиеся дети сонно отпали от вытянутых жадными ротиками сосков, тяжёлой поступью по-хозяйски подошла насупленная нянька и ревнивым захватом забрала оба свёртка, значительно потяжелевших и притихших на ближайшие полчаса.
На Петал, занявшуюся сыном, она даже не взглянула.
Была б её воля, младенцев своей любимой госпожи она и вовсе не спускала бы с рук!
Жена Бласта была для неё только средством сохранения жизни порученных ей детей и не заслуживала отдельного внимания, не говоря уже о какой-то благодарности! Пусть считает за честь, что ей доверили выкармливать господских детей вместе с её собственным щенком!
Петал было неимоверно трудно испытывать по отношению к себе столь незаслуженную враждебность. Но Бласта, пропадавшего на стройке от темна до темна, она старалась не волновать своей обидой. Просто стала больше отгораживаться от злобной ворчуньи.
А с некоторых пор старуху сильно озадачивало, как это юная жена Бласта умудряется кормить всех трёх младенцев сразу? И заметила это не она одна. Болтовню глупых слуг нянька, конечно же, презирала. Она привыкла считать себя почти членом семьи. Но какая-то тайна тут всё-таки была…
То, что кормление шло одновременно, было понятно из резкого умолкания тройного голодного рёва.
Но больше всего старую няньку возмущало, что молодая мать стала запираться от неё на время кормления! От неё, к которой никогда не относились как к прислуге, и для которой всегда были открыты любые двери в доме господ!
Однажды поутру старуха, некоторое время послонявшись с поджатыми губами вокруг недоступной комнаты, решила украдкой, по неимоверно скрипящей строительной лестнице, пробраться на недостроенный чердак.
Ревность вознесла её туда, куда не загнала бы даже угроза.
Она очень старалась пробираться бесшумно и не чихнуть от строительной пыли, взметаемой её обширнейшими юбками и накидками. В рассветных сумерках это было нелегко. К тому же вес её тучного тела явно превышал возможности лёгкой постройки. Доски скрипели и угрожающе прогибались.