Наличие метода в литературоведении иногда вообще ставится под сомнение. «Если литературоведение – наука, то имеет ли литературоведение научный метод? (Поскольку существует ходячее мнение, будто литературоведение есть досужая болтовня, более или менее терминологическая)»46. Эти слова прозвучали с высокой трибуны – в стенах Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН. По сути тот же упрек в более серьезной форме (и адресован он уже мировому литературоведению) высказал В. В. Иванов: «Мировое литературоведение за вычетом отдельных специализированных областей (статистическое стиховедение, нарратология) нуждается в отходе от традиционных и псевдонаучных (деконструктивистских, социологических) штампов. Оно не находится на уровне современного знания (молекулярной биологии, лингвистики, физики). Ему нужно всерьез задуматься над методологическими вопросами…»47.

Кризис и отсутствие метода есть там, где пытаются работать без метода или же представление о нем весьма размыто. Здесь мы согласны с уважаемыми авторами. Но совершенно невозможно согласиться с ними в ситуациях, когда ученым продемонстрированы владение методом и, как правило, соответствующие результаты. То есть проблема опять же заключается не в отсутствии метода в литературоведении.

Метод настоящей работы мы определяем как структурно-типологический. Он успешно применим не только при анализе архаичных фольклорных текстов. «Все волшебные сказки однотипны по своему строению»48 – таков заключительный вывод автора «Морфологии сказки». Но к аналогичному выводу неизбежно приходишь и при изучении разновидностей жанра жития: каждая из них имеет совершенно определенную однотипную структуру. Более того, исследовательская практика доказывает, что и уникальные творения литературных классиков (часто весьма обширные по объему) обнаруживают в своем устройстве те же самые агиографические структуры/сюжеты. Неповторимые классики, оказывается, все-таки повторяются, причем делают это независимо от своей воли и постоянно. В результате выстраиваются типологические ряды, объединяющие произведения самых разных жанров и эпох, и мы видим «с одной стороны, <…> поразительное многообразие, <…> пестроту и красочность, с другой – <…> не менее поразительное однообразие, <…> повторяемость»49. Проблема здесь та же, что и у В. Я. Проппа: мы сталкиваемся с переменными и постоянными величинами в данных сюжетах. Переменными являются персонажи, а постоянными – устойчивые структурные мотивы, закрепленные за ними (большинство из них могут быть названы функциями). Далее читателю настоящей работы придется убедиться в этом наглядно.

Главное в данном случае то, что у метода серьезные перспективы, перед ним огромное поле неисследованного. Так что о кризисе метода говорить совсем не приходится.

Вокруг названных выше терминов – «типология», «структурализм», «постструктурализм», «деконструктивизм» – накопилось множество мифов, и сами они в какой-то степени стали мифами, а в этом качестве проблемой (не всегда осознаваемой) для гуманитариев. Хорошего в этом нет ничего. Даже самый сложный термин должен быть свободен от околонаучной мифологии, насколько возможно прозрачен, понятен и уж обязательно функционален.

По сути мы имеем целый ряд терминов, которые описывают один и тот же аналитический метод (различные его аспекты): «структурный», «системный», «структурно-системный», «структурно-функциональный», «структурно-типологический», «типологический», «системно-типологический». Можно добавить «мотивный» и сюда же отнести анализ «топики». Последний, на наш взгляд, позволяет плодотворно работать и с проблемой интертекстуальности, которая является типологической по своей природе.