– Что-то прежде я вовсе не замечал у тебя желания заниматься воспитанием, – ядовито заметил Гирзел.

Вазлисар снова криво усмехнулся:

– Да, возиться с тупоумной малышнёй я действительно никогда не любил. Жаль, что дети не рождаются сразу взрослыми. Но раз уж возраста безнадёжной глупости не избежать… – хохотнул он, разводя руками, – мол, пусть уж мелкие тоже живут.

– Кстати, о взрослых сыновьях. – Комментировать последнее признание папаши Гирзел не стал никак. – Скажи, почему ты даже не поговорил с Андером, когда тот находился в замке за порталом? Даже просто повидаться не захотел.

Вазлисар нахмурился и с минуту молчал. Видимо, обсуждать данную тему ему совершенно не хотелось.

– А смысл? – в итоге произнёс он. – То, что я сделал – такое не прощают. У нас и раньше были не самые простые отношения, а теперь я для него вовсе не существую. Так чего ради мне было к нему соваться? Чтобы выслушать его отнюдь не лестное мнение обо мне?! У него, между прочим, тоже не самый лёгкий характер. И вообще я ненавижу оправдываться! Ладно, бе…лые, ведите меня спать, – Мадо решительно двинулся на выход.

Кодо, естественно, последовали за ним.

– Мда, – протянул Гирзел, глядя на закрывшуюся за ними дверь. – Кое в чём Андер и правда похож на отца. По крайней мере, нелюбовь к оправданиям у него явно от Вазлисара.

***

Пара часов, проведённые в обществе Вазлисара, так вымотали нервы, что я ощутила непреодолимое желание прогуляться.

Спустилась вниз, дошла до парка.

Тут царило такое умиротворение, что драматические события, потрясшие замок Мадо, казались то ли сном, то ли просто каким-то недоразумением.

Ну, сейчас-то мне именно это и требуется – в задницу всех этих Шантар и Вазлисаров!

Пройдясь до первой скамейки, я присела на неё.

Рука потянулась во внутренний нагрудный карман ветровки – тот, что у самого сердца.

Бережно достала фотографию. Нет, было бы неверно назвать то, что я держала в руке, просто фотографией.

Это часть души, драгоценный осколок моего прошлого.

Лёшка.

Со снимка на меня смотрели родные зелёные глаза. Этот задорный блеск – они были как живые. Он сам был как живой.

Я очень хорошо помню, как фотографировала его. Летом, на Бульварном кольце, недалеко от Чистых прудов. Мы гуляли, настроение было великолепное, как, впрочем, и всегда во время наших прогулок. Зашли перекусить в открытое кафе. Он сидел напротив и так потрясающе улыбался, что я не могла его не щёлкнуть, благо фотоаппарат был под рукой – да-да, тогда ими ещё вовсю пользовались.

А в тот момент подул ветер, и Лёшкины роскошные волосы взметнулись каштановой волной. И вот тут-то фотоаппарат издал свой исторический щелчок.

Я никогда не расстаюсь с этим снимком. Ношу его в сумочке. Но здесь, на Соктаве, она ни к чему, поэтому Лёшка живёт в кармане. И ничего фотографии не сделается – немного магии, и сохранность обеспечена ей на долгие-долгие годы.

Мы безотрывно смотрели друг на друга уже несколько минут.

Его взгляд согревал сердце, улыбка дарила надежду, что всё будет хорошо. И только тянущая боль где-то глубоко внутри напоминала, что Лёшки уже давно нет со мной… Что его…

Я едва подавила рык.

Нет, нужно только о хорошем! – дала себе твёрдую установку.

Провела пальцем по его щеке.

«Лёш, не поверишь, но я очутилась в другом мире», – поделилась я с ним новостью.

«Везёт тебе!» – тепло улыбнулся он.

Что-то во мне всегда подсказывало, как бы он ответил, как бы отреагировал на то или иное событие, разговаривай мы в реальности. Я так ярко воспроизводила всё это в своих мыслях, что почти как наяву слышала его голос, и у нас получался такой вот своеобразный разговор. Ну а уж его мимика, его улыбка – разве это можно забыть!