это еще не гроза но точно уже грабли.

2.13.

Можно сказать ее не было… был лишь некий контур

состоящий из множества людей которые постоянно

куда-то ползали что-то делали что то думали…

на некоторых была одежда на некоторых татуировки…

а некоторые сами в свою очередь состояли из

всякого хлама белочек сыра и даже иногда из воздушных шариков.

Но самое интересное было другое… она никогда не была

одинаковой… еще вчера она состояла из осенних листьев

с очень добрыми карими глазами, а позавчера она была

косяком рыб сардин… но потом рыбы куда-то уплыли

листья завяли да и сегодняшние люди уже потихоньку

стали расползаться и их место стали занимать воздушные шарики…

Это были очень не обычные шарики некоторые были из камня некоторые

из воды… их форма была совершенна разнообразна от обычных

нечем не примечательных арбузов до каких то сложных шарниров

зубчатых колес и даже египетских иероглифов…

но все же нечто общее у них было… они все могли летать…

2.14.

Молния и гроза разрезает тишину

фарфоровая стрекоза врезается в пустоту

Осторожно проливается на пол паук оставляя свое гнездо

и из глубины его восьми глаз вытекает странно живое тепло

В комнате с синим эхом он ложит глаза на стол

отражение его зрачков укутывает все в белый кокон покой

В двух зеркалах звезда тонет но не кричит

выкатывая глаза задумчивая молчит

Слышен лишь шепот крыл чужое кидая в окно

тихо совсем один жует он свое серебро

Что ж ты мой серафим лодочку утопил… в

ыкинул в воду весло и пьяный домой уплыл

Где тот овечий загон что тебя породил

где тот старый огонь что так тебя любил

Ртутный в полоску шарф ветер собой убил

и так он лежал у скал удушенный арлекин

Песок застилал окно предлагая себя дышать

надо же как смешно жалко не убежать.

2.15.

Вместо белья на веревке в ванне

свисают обрывки голого голоса – монолога

и снятая с кожи маска с нарисованным лицом из поролона

Она была душою в бывшей воде стояла

римское божество слушала

нечерта жаль не понимая

Старые голоса мертвые о судьбе говорили

несли религиозную ахинею… утешением гнилым кормили

Праздность младенцем плакала взглядом блуждала

смешивая ближнего с ближним губы свои лаская

Все варилось парилось делилось на десять

в морозе алое месилось в приторно-сладкую гадость.

2.16.

Быстрохохот ломая зубы сам собою теперь зовется

посыпаешь его черным перцем а он белым как был остается

Тысячи лапок его по фарфоровой белизне стола пляжа

ползут утопая в том что когда то жило летало..

Головоногий моллюск осторожно в песок наступая…

неторопливо рассыпается и умирает почти исчезая..

2.17.

Губы стиснуты раком

своею он грубой клешней

сжимает и режет слова

что вылазят

ругаясь матом

как шахтеры

на свет дневной

Никто их не знает

никто их не видел

они живут в темноте

дикие дети ночи

гуляющие по земле

*

*

*

Ручная с сигарой…..дЫмит

то голой то на луну….. грЫмит

улыбаясь ей умываясь ей

крИчит закрути меня

глубоко в синий

А потом

с жадностью собаки в излучине

ног пергаментом обернув крылья

рот зубами свернет будто

он не он и нету его видно

кто там кто нас слышал …….

врет сволочь ссссссильно

вычугун вальсок в грЕмели

он горит в пламени времени

выходи кричит за меня за пожарника

поджигать душить буду жарко я

кто его такого возьмет в стадо

Я не Я кричит и не надо

вЫдышал кислорода не стало

а ему все еще мало.

2.18. Будто бы.

Сквозь открытую дверь медленно в комнату заползает дождь

облаками перистыми с грозами роняющими каплями дрожь

В комнате силуэты с реками водопады огня

фермеры с тракторами и рож до потолка

Комната как мир маленькая как шкатулка для твоего кольца

живущая своей жизнью и убегающая в поля

Месяцы там перепутаны за декабрём май

в августе снег и молнии в январе марс-февраль