Хозяин вернулся из Москвы только в среду. Однако ни чем хорошим порадовать Ваньку он не мог. Ни у одного из знакомых меховщиков свободной штатной единицы для 15-летнего Ваньки не нашлось. Но и ехать домой ему совершенно не хотелось. В ожидании подходящего места он был готов на любую работу. Лишь бы в Москве и лишь бы в торговле, к которой он уже прикипел душей.

– Коль так хочешь, – сказал тогда хозяин, – могу я тебя определить к Шарапову. Он говорил, у него в книжной лавке местечко есть. У него две торговли, меховая и книжная. Поступай к нему, посмотрим: понравится – хорошо, а то в меховую переведет. Главное, служи честно, будь старателен, а старик не обидит.

Такая перспектива показалась Ваньке привлекательной и он согласился с предложением коломенского купца. Не откладывая дела в долгий ящик Василий Кузьмич написал мальчишке рекомендательное письмо и вместе с провожатым скорняком отправил его на вокзал.

Иван Сытин на всю жизнь запомнил эту дату: 13 сентября 1866 года в 6 часов вечера он ступил на московскую платформу Рязанского вокзала[4]. Время было позднее, лавки уже не работали и идти сразу к Шарапову на Ильинку смысла не было. Ванька с провожатым переночевали на Таганке, у знакомой скорняка, служившей в столице в няньках.

Ранним утром путники отправились к Ильинским воротам, где в ряду нескольких балаганов и балаганчиков располагалась небольшая книжная торговля московского меховщика Петра Николаевича Шарапова. Книжками он начал заниматься почти случайно. Собственно занятие это досталось ему в наследство от брата и больших барышей не приносило. Годовой оборот лавки не дотягивал до 18 тысяч рублей, а весь ассортимент состоял из 120 лубочных сказок, нескольких азбук, изображений святых, псалтырей и хорошо продававшихся песенников. Несмотря на незначительность, книжное дело купец любил и бросать его не собирался. Хотя и вкладываться в него особенно не хотел, не веря в его финансовую перспективность.

Петр Николаевич Шарапов

День был праздничный, Воздвижение Честнаго и Животворящего Креста Господня, поэтому хозяина в лавке не было. После заутренней он, вместе с друзьями и знакомыми, пошел в расположенный неподалеку трактир. Выпить по нескольку чашек чая. Все чинно и благородно: истовый старообрядец Шарапов и подумать не смел о том, чтобы в церковный праздник пить что-то крепче чая. Поэтому 15-летнему соискателю места даже не работника, а ученика пришлось подождать. «До прихода хозяина меня экзаменовал милый старичок, издатель и типограф Ефим Яковлевич Яковлев, товарищ и друг Шарапова, – вспоминал полвека спустя Иван Дмитриевич. – Этот худенький, седенький человек очень любил читать назидания.

– Ну что, брат, служить пришел? Служи, брат, усерднее. Себя не жалей, работай не ленись, раньше вставай, позднее ложись. Грязной работы не стыдись, себе цены не уставляй – жди, когда тебя оценят. Базар цену скажет.

Пришел хозяин, старец почтенного вида, истово помолился на образа. Ему подали мое письмо. Посмотрел.

– Ну что же, ладно. Возьмите его, Василий Никитич, – сказал он главному приказчику. – Что-то он больно велик ростом. Эй, парнюга, вот тебе наставник – Василий Никитич. Служи честно и усердно – будет хорошо.

Я низко поклонился и стал на указанное место к двери, где и стоял бессменно четыре года»[5].

Мальчишка четко воспринял указания как хозяина, так и наставников. Трудился честно, от работы не увиливал, точно выполнял все, что ему поручали. Бегал за водой, мыл лавку, начищал сапоги, раздувал самовар, чистил одежу, стоял на дверях, впуская и выпуская покупателей. Иногда его допускали покрутить ручку литографической машины, на которой Шарапов печатал свои лубки. По воскресным и праздничным дням купец брал мальчонку с собой на утреннюю службу в Успенский собор. Жил Ванька тут же, у хозяина, с ним и столовался. Пятнадцатилетний подросток воспринимал хозяина как отца, слушался его как отца, все делал лишь с его благословения и поэтому не стоит удивляться тому, что уже вскоре и сам Шарапов стал относиться к мальчишке, как к сыну. Это был тем естественнее, что своих сыновей, а значит и наследников, у него не было, а были лишь две дочери. Чем дальше, тем больше парню доверяли. Ему поручили чистить и хранить дорогую серебряную посуду, посылали с деньгами и за деньгами к другим купцам, поручали принимать и отпускать товар. И все это Ванька делал быстро и аккуратно. Не только хозяин, но и приказчики и работники маленькой литографии не могли нарадоваться на расторопного помощника. Уже через год он стал при купце камердинером и даже больше того – доверенным лицом. Кроме книг и мехов у Шарапова была еще одна, не столь видная торговля: старик покупал и продавал старинные иконы. Об этом знал довольно небольшой круг людей, в основном – коллекционеров. Дома купец держал очень дорогие вековые образа в золотых и серебряных окладах, инкрустированных драгоценными камнями. И камердинеру было поручено заботиться о них, стирать пыль и чистить оклады. Это было знаком самого высокого доверия, ведь некоторые из икон стоили целого состояния и молодой Ванька знал это прекрасно. И ценил.