Я чувствовал себя героем незамысловатого боевика, зрители которого уже давно в курсе, что персонаж едет прямиком в объятия неприятностей, да он и сам это подозревает, но ничего поделать не может – роль написана, хочешь, не хочешь, играй.
 
   Вот она, та самая заброшенная стройка. Надпись на покосившихся листах алюминия предупреждала, что «Территория охраняется». Да, заметно, охраняется изо всех сил. Но мне важно не это. Сделав несколько кругов вокруг, я понял, что кто угодно может к ней подобраться в любой момент. Даже если десяток Стражей расставить по периметру, это ничего не изменит. 

   Да никто мне и не разрешит такое. Встреча должна пройти максимально тайно. Интересно, Орхий сам выбирал это убогое место? Ему-то все равно, на кону моя жизнь и репутация. Он свою задницу при любом исходе прикроет. 

   Оставив автомобиль неподалеку, я медленно прошел на территорию. «Все бурьяном поросло» - всплыло в голове. Идеально подходит. Затевался, вероятно, торговый центр, на жилой дом не похоже, а потом, как всегда бывает в России, вдруг кончились деньги – вернее, уехали с кем-то умным в страны, откуда нет выдачи. 

   Ровный гул города здесь был едва слышен. Заброшка глянула на меня черными прямоугольниками окон, недоумевая, что взрослому мужику могло здесь понадобиться на ночь глядя.
 
   - Сам без понятия, - прошептал я себе под нос, осматриваясь. Постапокалипсисом отдает. Прямо сцена из фильма «Жизнь без людей, 100 лет спустя». Везде неизбежный граффити - практически все то же самое, что малевали первобытные люди на стенах пещер, в перерыве между поеданием мамонта и проламывания палицей черепа соседа. 

   Осталось только на шприцы наркоманские наступить и ритуал встречи с многострадальной родиной можно считать исполненным. Одно хорошо, даже в таком месте, в которое никто в здравом уме в зрелом возрасте не полезет, мне нечего бояться, я в любом случае буду самым опасным, потому что полудемон. А вот завтра расклад может поменяться. 

   Я прошел дальше, думая о том, что для тайной встречи выбрано крайне неудачное место. В этом недострое сотни мест, где можно так затихариться, что никто никогда не отыщет. Причем, хоть с оптической винтовкой прячься, хоть с гранатометом в обнимку.

   - Эй, ты чего тут, мужик?

   Я обернулся. Безобидный алкаш в грязных лохмотьях. 

   - Тут опасно, мужик.

   - Знаю. Вы здесь живете?

   - Так ну да. 

   - Никого не видели недавно? 

   - Да нет, ты первый. Только с месяц назад мелкие засранцы бегали. Вредные, ужас. Одного из наших отпинали. – Он вздохнул. - Вот ты скажи, чего дети нынче такие злые? Мы ж не трогаем никого, квартируем тут, столуемся на помойке вон у ресторана неподалеку. – Его голос задрожал. – Бомжика любой обидеть может.

   - Возьмите. – Понимая, что это был спектакль, я все же дал ему купюру. – Пригодится.

   - Спасибо, мужик, не надо. – Он отступил. – Не для того ж рассказал, чтобы выморщить.

   Удивил, честно. 

   - Как хотите.

   - Да ты не обижайся. – Мужик широко улыбнулся, показав единственный уцелевший зуб. – Просто в завязке я, понимаешь? Куда мне деньжищи такие? Напьюсь ведь. Баба меня тогда бросит. Опять. А одному неповадно жить. Тем более, в двухэтажных-то хоромах! – он захихикал.

   Виляя хвостом, к нему подбежал вполне упитанный пес. Глянул на меня, на хозяина и деликатно гавкнул – на всякий случай. Лай был похож на кашель. 

   - Простыл кобель, - пояснил бомж. – Все кашляем. Странная нынче осень какая-то, недобрая.

   Сердце опять заныло. Осень и в самом деле выдалась недобрая.

МАГДА

   Кто сказал, что люди не меняются? Еще как меняются, причем, резко и бесповоротно! Я, например, не узнавала себя. Совсем недавно «плотские радости» казались мне чем-то преувеличенным, не особо важным, а теперь являлись частью моей жизни – и весьма значимой.