Мы набрали полную грудь воздуха и все вместе выскользнули в непроглядную тьму. Не могу точно определить, глубоко ли мы были, но жилеты быстро тянули нас к верху. Я уже готов был наглотаться воды, как меня с бульканьем вытянуло на поверхность, рядом булькали и жадно хватали ртом воздух, остальные.

Прошло некоторое время, пока мы осмотрелись – все ли здесь.

«Все, или нет? Надо посчитать, – подумал я, но мне никак не удавалось сосредоточиться».

Рядом со мной проплыло какое-то полено, и я обхватил его рукой. Но я ошибся в темноте. Это был свернутый надувной плот. Я дернул за шнурок, как показывали перед полетом, и «полено» зашипело, быстро надуваясь. Поблизости послышался такой же звук.

Нас сносило течением. Через какое-то время мы наконец-то залезли в них. Поначалу это долго не удавалось: уставшие руки плохо слушались да к тому же мешали толстые жилеты. Соня связала оба плотика какой-то веревкой и посчитала нас.

Да, нас было десять человек. Пилотов с нами не было. Мы кричали, вглядывались в водную гладь, но все в пустую. Кто-то истерично рыдал, но, думаю, большинство отрешенно куда-то смотрело.


***


Солнце поднималось над горизонтом, а мы все плыли и плыли, и негде нам было пришвартоваться, ибо не было даже намека на землю. В такие минуты понимаешь, как это прекрасно, когда твои ноги стоят на упругой почве. Совсем другое чувство, когда смотришь в воду и не видишь дна. Глазу не за что зацепиться, поэтому ощущаешь себя в подвешенном состоянии.

Так мы плыли туда, куда нас несло течением. А куда, никто не знал. В молчании мы пеклись на солнце, в резиновых плотах среди моря и самое главное всех мучила жажда. Одни ревели, другие их успокаивали, потом они менялись ролями и все повторялось. Первым не выдержал Пашка. Он сел на колени и стал вглядываться вдаль вокруг себя. Ничего кроме воды и безоблачного неба там не было.

– Стюардесса! – крикнул Пашка со своего плота на наш. – У тебя есть телефон? Нет? А компас? Тоже нет?

Соня только слегка мотала головой, видно удар по затылку не прошел бесследно.

Я привстал на колени, облизал засохшие губы и крикнул, чтобы он не распускался, а лучше посмотрел у себя в карманах, может, что и найдет полезное.

И он, следуя моему совету, остервенело начал шарить по своим джинсам.

– Давайте все вместе посмотрим у себя в карманах, – предложил я и для примера вывернул левый карман джинсов наружу. Из него на дно резинового плота высыпалось несколько монет, газовая зажигалка, пара мятых купюр мелкого достоинства, металлическая пивная крышка и еще табачная пыль. Затем осторожно похлопал левой рукой по правому карману и там что-то брякнуло. Правая рука плохо слушалась из-за ушибленного бока, и я кое-как приподнял плечо, засунул руку в карман и вытащил на свет все его содержимое. Н-да. Не густо! Две пивные крышки, влажный носовой платок, листок размякшей бумаги, исписанный моим почерком и огрызок простого карандаша. Все это я положил у ног и стал рассматривать, что другие вытаскивают или уже вытащили из своих карманов.

В основном такие же мелочи были и у остальных. У Алика в глубоких карманах спортивных штанов была только мокрая насквозь полупустая пачка сигарет. Пашка уже вытащил из кармана сотовый телефон и безуспешно пытался его включить. Марат достал упаковку таблеток, три пластыря, жвачку и какие-то ключи. Трое из пяти девушек достали телефоны, но те потеряли всю свою необходимость, когда перестали работать. Еще у двоих вообще ничего не было, и они очень расстроились. У Сони не было карманов.

Все вроде бы были заняты делом. Рылись в карманах или пристально разглядывали то, что достали другие. И делали это так, будто это было самым важным занятием в их жизни. Сознание заставляло обратиться к знакомым вещам и не смотреть на пустой горизонт, в бездонное небо и такое же море.