Подниматься по склону спиной вперед не очень-то удобно, да еще ноги скользят по сырой траве…

Упадешь, и все, никуда не денешься, останется только закрыть глаза и ждать, когда тебя начнут жрать. Развернуться возможности нет – потеряешь медведя из виду, и тот может кинуться в любой момент.

О том, чтобы позвать на помощь, Кирилл даже не подумал.

Когда под ногой оказалась не земля, а потрескавшийся асфальт, он все же споткнулся. Взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, его развернуло, и увидел краем глаза, что Серега стоит рядом с ржавой машиной, и разговаривает с невысоким мужчиной в штормовке.

Медведь тоже заметил других людей, и вновь зарычал, на этот раз предостерегающе.

– Твою мать, в сторону! – воскликнул бывший десантник, вскидывая автомат. – Отпрыгни, я стрелять не могу!

Но хищник опустился на четвереньки и, не успел Кирилл даже вздрогнуть, оказался рядом. Вновь поднялся, обнюхал человеку лицо, недовольно сморщился, будто учуял какую-то гадость, и рванул вниз по склону.

Треск веток сообщил, что медведь вломился в заросли.

– О, мой бог… – прошептал Кирилл.

– Ничего себе, – голос у мужчины в штормовке оказался скрипучим, точно несмазанная дверь. – Даже не сказал ничего, а косолапый так и дунул прочь, словно ему задницу наскипидарили… И ты говоришь, что это и есть Сын Зари, пришедший из рассвета, чтобы принести нам спасение, да?

«Нет! Неправда! – захотелось крикнуть Кириллу. – Ничего и никому я не приносил! Я хочу только добраться до дочери, убедиться, что с ней все в порядке, а на вас мне плевать!».

– Да, – сказал Серега убежденно. – Что ему какой-то медведь? Ты сам видел чудо!

– Да какое это чудо, – Кирилл повернулся к ним. – Он сам… убежал.

– Испытывает крепость нашей веры, – бывший десантник сообщил это совершенно серьезно.

– Ты, идио… – Кирилл осекся, гневные слова застряли в горле, поскольку боль в ране стала необычайно острой, в боку словно заполыхал костер, огненные струйки потекли по коже.

В голове хрустнуло, негромко, но отчетливо, и из глубин памяти хлынули воспоминания, которым неоткуда было там взяться – бегущие люди с оружием, огромное полуразрушенное здание, вид на «нижнюю» часть города с откоса, но какой-то странный, непривычный. Потом накатила рокочущая темнота, яркие и бессвязные картинки утонули в ней, а затем потерялся и сам Кирилл.

Небольшая бригада, куда по решению майора угодил Колян, занималась тем, что пыталась реанимировать хоть что-то из автомобильной техники. Садовые тележки и носилки – это, конечно, хорошо, но машина или трактор куда лучше, и мощнее, и грузоподъемнее, и когда едешь на такой штуке, сразу ясно, что вот она, цивилизация на марше!

Особыми успехами они похвастаться не могли – простоявший неведомо сколько под открытым небом транспорт мало на что годился. Все, что могло прийти в негодность, пришло, приказали долго жить покрышки и рессоры, да и ржавчина сделала свое черное дело.

Ну и вдобавок бензин превратился в какую-то вонючую хрень.

Тем не менее, каждое утро их выгоняли на работу, и заставляли вкалывать до седьмого пота, а вечером приводили обратно в «казарму», что помещалась в здании магазина «Заря».

На пятый или шестой день после того, как Колян попал в коммуну, команда «Заканчиваем!» прозвучала необычайно рано, когда солнце висело еще очень высоко.

– Э, опять главный выступать будет? – спросил он у бригадира Сергеева, хмурого неразговорчивого мужика лет сорока.

– Не, – ответил тот. – Просто выходной.

Бригаду привели в «казарму», и помимо обычного пайка, выдали еще по бутылке водки на двоих.

– Вот это дело хорошее, мужики! – обрадовался Сема, молодой и белозубый, первый балагур. – Сейчас по стопочке, да мы по маленькой, и душа порадуется, и песен запросит.