Катя выгружает из коляски два больших трактора, я приношу поближе наши формочки и ведерко и ребята увлекаются игрой в стройку.

Расположившись прямо на деревянном ободке песочницы под теньком от грибка, чтобы наблюдать за возней наших мальчишек мы лакомимся мороженым, иногда давая ребятам лизнуть, но они так поглощены игрой друг с другом, что дают нам немного поболтать.

Ужас леденящий душу понемногу отступает, и пропадает совсем, когда оглянувшись на злосчастную лавочку никого там не обнаруживаю.

– Все ребятки, пора расходиться на обед и сон, – произношу я, поднимая уже капризного сына из песка.

Отряхиваю его шортики, хлопая по попке и, прижав к себе, целую сладкую пухлую щечку.

– Неть! Неть!

Павлик морщит нос и выворачивается, требуя опустить его на землю. Поправляю на его голове панамку и щекочу под подбородком, чтобы хоть немного отвлечь его. Он, повернув ко мне голову, смотрит своими серыми глазищами, прямо как у его отца, мне в душу, размахивая лопаткой в возмущении. Каждый раз удивляюсь, как так получилось, что мой ребенок взял от человека, который его не хотел, так много внешне? А от меня, которая рожала его восемнадцать часов, ничего? Где в этом мире справедливость?

– Вечером еще погуляем, малыш, – утешает Катя ревушего горькими слезами Давида.

Через пять минут нам все-таки удается разойтись. Катя с сыном идут в сторону высокой элитной многоэтажки, а нам с Павликом предстоит тридцатиминутная прогулка до дома, где я уже третий год снимаю симпатичную квартиру, за вполне приемлемые деньги.

За время прогулки сын засыпает, я покупаю себе кофе и пирожок с черникой перекусить.

В этом небольшом городе я спряталась от своего позора и сбежала от отца Павлика. Мне было сложно смирится с мыслью, что я оказалась обычной любовницей влиятельного человека. И не хотелось, если правда всплывет наружу, подвергать травле Павлика. Я была готова сделать и отдать многое, чтобы мой сын жил счастливо и беззаботно, и не знал, что такое жизнь внебрачного ребенка. Поэтому переезд стал для нас единственным решением.Разглядывая усаженные цветами клумбы, размышляю, что все-таки накрутила себя и никто нас не преследует.

– Я не могу, – говорю в динамик мобильного, попутно следя за тем, чтобы Павлик не подавился корочкой хлеба, которую он с удовольствием посасывает на завтрак, сидя в своем стульчике. – Вы знаете, я с радостью беру работу на дом, Игорь Сергеевич, но выйти пока не готова.

– Ты нужна нам на месте, – сокрушается Агеев, начальник фирмы, от которой я в официальном декрете. – Баренцева слегла с ангиной. Заметить ее кроме тебя некем. Это всего два часа максимум, Евгения. Мероприятие очень важное. Делегации приезжают из ЮАР и Китая.

– Я же говорю, что мне не с кем оставить сына.

– А няня?

– У нас нет няни. Павлик не любит оставаться с незнакомыми людьми.

– Я заплачу тебе двойную ставку за выход. Кто-то же должен тебе помогать с твоим ребенком? – не выдерживает босс.

Положив трубку, я тяжело вздыхаю и ерошу волосы на макушке своего ребенка. Наверное, хорошо, когда есть кто-то, «кто должен помогать». Но нет, мы с Павликом все делаем сами. А вот от двойной оплаты за выход в качестве переводчика на официальное протокольное мероприятие я бы, конечно, не отказалась…

– Кать, мне неудобно спрашивать… – двумя часами позднее, я набираюсь смелости, чтобы позвонить подруге. – Но ты не могла бы сегодня взять к себе Павлика на три часа? Босс предложил работу с очень хорошей оплатой, а мне сейчас дополнительные финансы лишними не будут.

– Конечно! Ты еще спрашиваешь? – легко соглашается Городецкая. – Давид будет просто счастлив.