– Это вопрос движения денежных средств, Чарльз. Нынче наш денежный поток почти иссяк. Но он вернется. Он всегда, так или иначе, возвращается.

Чарльз представлял себе денежный поток, как реку, русло которой пролегало через Ардунские леса до тех пор, пока цыгане не повернули его, направив реку в свой табор, стоящий по соседству. Но однажды цыгане уйдут, думал он, и река снова вернется в свое первоначальное русло и потечет через Ардун.

Когда Чарльзу было пятнадцать лет, его товарищем по колледжу был Мак-Грат по прозвищу Канадец. Чарльз считал Канадца кем-то вроде цыгана. Мак-Грат проживал в собственном доме в Итоне, а семья его владела целлюлозно-бумажными комбинатами в Восточной Канаде с правом производить лесозаготовки на территории в миллионы акров. Мак-Грат не упускал случая похвастаться, как в тринадцать лет он одним выстрелом убил черного медведя на берегах реки Мирамиши в провинции Нью-Брансуик и как он с эскимосами охотился на китов в заливе Джеймс.

Два раза в триместр бабушка присылала Канадцу корзинку с гостинцами от Компании Гудзонова залива. Тот устраивал настоящее шоу, распределяя содержимое корзинки между своими приятелями. Чарльз отказывался принимать эти дары из принципа, хотя он вряд ли мог объяснить, в чем именно этот принцип состоит.

Однажды, повинуясь минутному порыву, Чарльз «повернул к себе денежный поток Канадца», распечатав над паром бабушкино письмо и вытащив из него почтовую квитанцию на денежный перевод.

На эти деньги Чарльз накупил деликатесов в маленьком кафе на Итон-Хай-стрит и устроил пирушку для своей собственной компании. Рулеты с сосисками, «ангельские бисквиты» и имбирный лимонад были восхитительны! Чарльз чрезвычайно гордился своей королевской щедростью. Но самое большое удовлетворение доставляла ему мысль о свершившейся мести. Словно Канадец отнял у него нечто, принадлежавшее ему по праву, а он сумел вернуть себе утраченное.

Это мальчишеское чувство обделенности еще больше усилилось, когда Чарльз начал работать в банке «Браунз» специалистом по анализу счетов. Ощущение несправедливости происходящего особенно обострялось, когда он сопровождал своих американских клиентов в казино в Мэйфере. За один кон гости могли проиграть в рулетку сумму, которая превышала его годовой оклад. Казалось, они получали удовольствие от проигрыша. Казино привлекало наследников старинных английских семей, некоторые из которых были ровесниками Чарльза, а многих он знал лично. Все они относились к своим проигрышам, как к одной из форм показного потребления, которое служило повышению их социального статуса. На фоне доходящей до неприличия расточительности американцев и вынужденной скупости Чарльза особенно ясно видна была пропасть, которая пролегала между их имеющим реальную силу богатством и пресловутой знатностью Гриффинов. Это неизменно приводило виконта в негодование.

Когда Чарльз занял законное место в Палате лордов и по праву наследования стал участвовать в законодательной деятельности Британского Парламента, он быстро понял, почему многие считают эту деятельность неприемлемой для современной демократии – анахронизмом феодальных времен. Однако граф отнюдь не собирался отказываться от своей новой привилегии. Более того, он разделял мнение многих лордов о том, что поместное дворянство является «спинным хребтом» Великобритании. Выборные правительства приходили и уходили, а аристократические семьи оставались преданными государству. Те, кто владел большими поместьями, как семья Гриффинов, сохраняли сельскую местность от варварских посягательств правительственных планировщиков. Благодаря торговой деятельности аристократов за рубежом и их ведущей роли во всех военных кампаниях была построена Британская империя.