Смирившуюся было со своим положением невесту, это чуть было не сломило. Она ожидала всего, и того что принц ответит жрице что-то отвратительное, и того что сестра выпытает информацию под гипнозом, или даже под пытками. Даже того, что Беренмут приведут под конвоем и им придётся вымаливать её жизнь у царской семьи. Но не того, что сестра не выяснит совершенно ничего. И как оказалось саму жрицу это беспокоило ещё сильнее. А вернее будет сказать, просто адски злило.

– Так дело не пойдёт. Вот прямо совершенно! – Заявила младшая, через окно влезая к Нефертити примерно дня через три после возвращения. – Нет у Фараона такой силы, чтобы меня не пропустить! А уж у принца тем более. Но нет же, как заговорённый! Развёрнутый, что б его свиток, под десятью печатями! Ага, как же, там тьмища такая, что сам Ра ослепнет и потеряется!

Беренмут как всегда ничего не объясняла, видимо считая, что все окружающие и так должны были её понимать. Нефертити же и не думала что-то уточнять, зная, что поток мысли сначала стоит переждать, а потом сестра и сама сможет взять себя в руки.

– Он вообще на человека не похож! Холодный, мрачный, склизкий какой-то. Или мокрый, Гор его разберёт! Слушай, Сменхкар конечно тот ещё кот блудливый и блохастый, но как питомец всё-таки лучше принца будет.

Раньше Неф уже давно бы возмущённо восклицала «Беренмут!» и пыталась бы заставить сестру замолчать, теперь же спокойно разливала вино и нарезала фрукты. Почти две недели стресса не прошли даром, все лишние эмоции покинули старшую из сестёр и сейчас она вновь надевала на себя уже немного позабытую маску «украшения Двора». И с каждым отточенным жестом она ощущала себя всё более и более защищённой. Как будто внезапная слабость младшей сестры внезапно вернула уверенность самой Нефертити.

– Да перестань ты себя так вести! Нефертити, очнись! – Беренмут подскочила к сестре, и попыталась было тряхнуть её за плечи, но Нефертити внезапно всунула ей в рот добрую половину апельсина и силком усадила на лежанку.

– Я-то как раз очнулась, дорогая сестра. В конце концов, не я устраиваю истерику на всё поместье лишь из-за того, что что-то пошло не по моему плану.

– … – Беренмут негодующе посмотрела на сестру, сквозь зубы втягивая в себя апельсиновый сок, грозящий заляпать ей всё лицо.

– Ты же не думала, что любой жрец действительно может легко влезать в жизнь Двора?

Младшая закатила глаза, прожевала наконец фрукт и принялась объяснять всё своей «недогадливой» старшей. Из всего обозначенного выходило, что ничего страшного, конечно же, сделать Фараону и его семье нельзя, но если очень постараться, то можно уловить «цвет, звук, запах ну или что-то похожее», что исходит от любого человека. И оно редко, очень редко меняется. А ещё реже оно меняется радикально.

– Так вот, принц Аменхотеп такой, немного шершавый, тёплый, пахнущий маслами. Я его хорошо помню, ещё с нашего плаванья! Его планы и мысли на языке всегда оставляли такой кисло-перечный вкус… но сейчас всё совершенно не так. Сейчас принц это холодная тёмная пещера, что пахнет сыростью и затхлостью. Совершенно неподвижная и неизменная, будто и не мыслит совсем…– Беренмут поёжилась. – А самое странное, что иногда он опять тёплый и простой. Его мотает как облака по небу! Я такого никогда не видела.

– Может он как Тутмос? Вот уж кто точно странный.

– Неф, я Тутмоса знаю всю жизнь, Тутмос не странный, он просто двуликий. Одновременно двуликий, понимаешь?! А Аменхотеп вообще не Аменхотеп какой-то!

– Ладно, хорошо, я поняла что это странно. Я буду осторожна, правда. Ты мне лучше вот что скажи, ты вроде не мысли подглядывать ходила, а вопросы задавать? Или так и не решилась? – напомнила Нефертити то, что на самом деле волновало её даже больше внезапных изменений принца. Всё-таки лет прошло уже не мало, сестра вполне могла что-то путать, да и сам юноша мог пережить что-то, что здорово его переломало.