Уля не могла понять, он это серьезно? Или издевается?

– Я, честно говоря, не большой поклонник хорового пения, – Захар, между тем, уже перебрался в просторную кухонную зону, отделенную от общего пространства барной стойкой. Щелкнул кнопкой чайника. – Но, если вы хотите, могу отвезти. Отсюда до храма километров пять, наверное.

Вот только концерта хора ей не хватало!

Захар вдруг усмехнулся.

– Вы, я вижу, тоже не поклонник хорового пения. Я вот волынку люблю, – Захар взял в руки лежащий на столешнице пульт – и в комнате зазвучала музыка. Это был вполне уместный сейчас хит всех времен «Last Christmas», инструментальное исполнение. Но звучание было каким-то непривычным. Уля прислушалась, наклонив голову.

– Это волынка?

– Ага, она самая. Так как насчет чая? Или что-нибудь вроде обеда?

Уля повернулась всем корпусом к барной стойке.

– А что у нас на обед?

– Кусок телячьей корейки килограмма на полтора два часа назад был засунут в духовку. И картофель к нему в компанию. Еще есть шикарная квашеная капуста – как раз от вашей бабушки. Ну что, я вас соблазнил?

Уля почувствовала, что от этой фразы у нее стали горячеть щеки. Это ведь просто про еду. Но…

Он интересный, этот Захар. Высоченный, широкоплечий, крепкий. Лицо хорошее, не изнеженное, но приятное. И дом такой… Большой.

Господи, как там было в кино? Оценивающий взгляд! Так смотрят незамужние женщины и милиционеры. Или прокуроры? В прокуроры Уля никогда не хотела идти, хотя ее активно агитировали во время учебы. Но ее работа в государственных органах почему-то не привлекала. Уля любила, когда есть место для маневра. Что поделать, Север маленьких не рождает, а немаленьким людям надо немало места для маневра. Которого как раз в прокуратуре не очень-то много. Шаг вправо, шаг влево – ну и далее по тексту. Но, получается, она смотрит на этого Захара оценивающе. Спросить, что ли, в лоб – женат или нет?

Но вместо этого она бросила взгляд на его руки. Ни на одном из пальцев не было кольца.

– Соблазнил, – Уля услышала, что в ее голос проникла какая-то хрипотца. Кажется, Захар эту хрипотцу услышал. Или заметил взгляд, брошенный на его руки. По крайней мере, у него заметно дернулся угол рта. – Не против быть на ты?

– Не против. Руки мыть там, – он махнул рукой. – Я накрываю на стол.

***

Они сели обедать за стол, который стоял у окна. Оно было не то, чтобы совсем французским, но большим, и белый заснеженный пейзаж – окна выходили на простиравшееся за домом поле – придавал всему какой-то особенный вкус. Уля поняла, что она благодарна маме за то, что та настояла на ее приезде сюда. Надо будет обязательно маму поблагодарить. И бабке Настасье Капитоновне Уля тоже благодарна – за то, что она оказалась дамой верующей и поющей. Потому что Уле очень нравилось быть там, где она находилась сейчас – за столом у большого окна с видом на заснеженное поле, с тарелкой вкусной еды и с мужчиной напротив. Последнее было, пожалуй, самым приятным.

Ну и что, что в одних трусах снег чистил. Он мужчина крупный. И, наверное, горячий. Уле очень хотелось прижать ладони к щекам. Что за мысли? Откуда они?!

Но он и в самом деле необъяснимо волновал ее, этот Захар. Его широченные плечи под темно-зеленой футболкой, умный взгляд, крупные руки без колец. И мясо он приготовил просто шикарное!

– Очень вкусно! – Уля сообразила, что она уже минут пять ест молча. Молча и с аппетитом. – Ты настоящий кулинар.

– Да ладно, – отмахнулся Захар. – Хороший кусок мяса трудно испортить.

Еда была такой вкусной, что Ульяна не отказалась бы от добавки. Но попросить постеснялась. Захар положил им одинаково. Если такой крупный мужчина наелся, то ей просить добавки стыдно. Она же девочка. Она же фея! Пыльца и роса.