— Гигиена прежде всего, — говорит он уже в ванной и сразу идет задергивать шторку. Быстрым, оценивающим взглядом окидывает помещение.

— У нас спальни такого размера, — замечает он и отрывает шкафчик с идеально расставленными в ряд баночками, берет пачку тампонов.

К моим щекам, и без того горящим, приливает жар, и я мысленно бью себя по голове.

Ну хватит. Как дома, честное слово.

Подхожу и рывком забираю у него пачку тампакса, ставлю на место и с хлопком закрываю дверцу шкафчика.

— У тебя руки грязные или менструация началась.

— А у тебя когда начнется? — тут же нахально, сверкая темно-синими глазами, спрашивает он, и я закатываю глаза.

— Идиот…

Иду к раковине, кивая на кусок ванильного мыла.

Открываю воду, замечая, как долго он держит в руке мыло и рассматривает его почти как под лупой.

И внутри все переворачивается от мысли, что я могла жить как он. Не знать ни удобной кровати, ни душистого мыла, ни безопасности, которую мне обеспечил этот дом.

И самое ужасное, что я наглым образом все пытаюсь похерить своим поступком. Приглашением оборванца к себе. В не свой дом. «Хочу свой», — вдруг подумалось мне.

Хочу Максима поторопить, но он сам, как будто все понимает, кивает на окно.

— Тут второй этаж, забор не высокий, я успею если что. Не подставлю тебя, Лана… — поднимает он от мыла взгляд, и я тону. Тону в его глазах, голосе, в его серьезном, красивом лице. Теряюсь в ауре, скрытой мощи поджарого тела, мускулистые руки которого так хорошо видны из-под летней безрукавки с капюшоном.

— Спасибо, — сдавленно выговариваю я, и все-таки принимаюсь за помывку рук, но и тут он не оставляет меня в покое.

Легким ударом толкает в сторону и встает рядом. Очень близко.

— Двинься, толстушка…

— Это я-то толстая…? — ахаю и тут же хмурюсь, нацеливаясь в его смешливые глаза через отражение в зеркале. Он становится серьезным, сексуальным и качает головой.

— Нет, конечно, ты идеальная, сама же знаешь… — говорит он и приступает к обильному намыливанию рук, специально или нет, не знаю, но тут же касается моих пальцев. Мне бы уже надо их отнять, но его цепкий взгляд не позволяет нарушить контакт. Нигде.

И я сглатываю вязкую слюну, слежу, как наши руки, словно щупальца под струей воды спутываются, гладят друг друга, и не хотят разрывать порочное, но такое сладостное касание.

Просто руки, просто пальцы. Просто гигиена. Но в теле зачинается ураган, закручивающий эмоции и чувства в тугой комок нервов, по которым словно оголенным проводом проходится Максим.

Острым взглядом. Горячим телом. Сильными, длинными пальцами, что уже не стесняясь чертят линии между моими, уже не намекая, а почти прямо демонстрируя, чего Максим хочет.

— Мне кажется, — не узнаю свой сдавленный, приглушенный голос. – Достаточно…

Отнимаю дрожащие руки и поворачиваюсь к полотенцу, краем глаза замечая, как он прикрывает воду и делает шаг ко мне, окружает длинными сильными руками.

Через огрубевшую кожу вижу проступающие вены и, кажется, забываю, как дышать. Максим притискивается все ближе, спиной ощущаю стояк, прекрасно помня размеры и красоту его органа.

Максим стискивает руками мои и вытирается полотенцем, продолжая играть с моими пальцами, носом зарываясь мне в волосы, дыша глубоко и рванно.

— Не думала, что в приюте учат так умело флиртовать, — говорю я тихо и обращаю голову к его лицу, вижу твердую линию губ и скулы, довольно крупный нос. Сердце бьется в грудь все чаще, предупреждая о надвигающейся грозе, ноги почти не удерживают, в голове шумит ливнем возбуждение.

— В приюте, Принцесса, многому учат, но только не флирту…

— Тогда откуда…