Не дожидаясь, когда нам прикажут, мы пошли готовиться к осмотру, то есть доставать свое боевое имущество. Вскоре пришел разборщицкий слуга и передал повеление подойти к приказной избе и быть готовыми к осмотру. И тут мне стало тревожно на душе, ведь сейчас решалась моя судьба на ближайшие годы и, стараясь успокоиться, я начал при помощи Иванко быстро сносить свои пожитки к месту осмотра, а потом пошел за лошадьми, и уже через несколько минут мы с Жданом стояли готовые к смотру – конно, людно, оружно и цветно. Долго ждать не пришлось, к нам вышли писец и разборщик – худощавый дворянин с клиновидной бородой, немолодой, в черном кафтане, расшитом серебром, – и приступил, как следует из его должности, разбирать на службу.
– Здравствуй, мóлодец, как тебя зовут и какого рода будешь? – обратился он ко мне, внимательно разглядывая.
– Василий, сын Дмитриев из Щукиных Дубковского уезда, – четко и громко ответил я.
– Ну поглядим, что на тебя есть в окладной грамоте, – сказав это, разборщик посмотрел на одного из своих слуг, который тут же начал рыться стопке бумаг, находящихся в его суме, и спустя несколько томительных мгновений нужная была найдена. А надо сказать, что окладная грамота – это записанное мнение о каждом дворянине самых уважаемых детей боярских с уезда, и их суждение значило очень много при назначении на службу.
– Та-ак, что тут у нас, – начал изучать бумагу разборщик. – Первое: «собою молод и силен» – это я и сам вижу. Второе: «хозяйство небольшое: одна деревня и пятьдесят четей земли» – маловато будет. Третье: «рода худого, но отец отмечен государевым жалованием» – кажется, брат твой замечен воеводой был, а здесь не написано, странно. Четвертое: «на службе не состоял» – значит, верстаешься впервые. Все верно?
– Да, – ответил я, – только действительно непонятно, почему про брата не указано.
– Ну да ничего, я вашим уездом несколько лет занимаюсь, так что воеводскую грамоту лично в руках держал, да и было это недавно. Хорошо, – меняя тему, сказал он, – теперь посмотрим на твое добро.
Имущество мое было, может, и не лучшее, но добротное: два новых льняных тегиляя в двадцать слоев светло-зеленого цвета; три кафтана того же цвета; кольчуга залатанная, среднего размера; новая железная шапка; кожаные наручи и поножи; из оружия две сабли турецкого типа, боевой топор, кинжал и сагайдак; два седла и соответствующее количество коней и мул. Разборщик был удовлетворен увиденным:
– Ты неплохо снаряжен для мелкопоместного дворянина, так что от казны получишь два рубля, а службу тебе определяю городскую, с окладом два с половиной рубля.
– А какой город? – спросил писец, скрупулезно заносивший вышесказанное на бумагу.
– Дак этот самый, – разводя руками, сказал разборщик. – Псков, в Дубковскую сотню, что у Толокняных ворот. Людей не хватает, всех, кого можно было, отправили по царскому указу на строительство крепости в устье Наровы. Кстати, – обратился он ко мне, – твой брат тоже там.
Закончив со мной, разборщик перешел к Ждану. У моего друга окладная грамота была лучше, чем у меня: и род познатнее, и земли больше в четыре раза, и оружием побогаче, не говоря уже о наличии боевого холопа, но его тоже записали в городскую службу, видимо, людей действительно не хватает. Вслед за этим подошел священник с Евангелием, дабы мы принесли присягу царю нашему Иоану Васильевичу. После чего нам показали грамоты, и я сразу заметил, что оклад оказался меньше на пятьдесят копеек.
– Извините, но здесь написано, что годовой оклад два рубля, а вы сказали два с полтиной, – обратился я к разборщику.