Ему самому не верилось в происходящее. Можно было бы рвануть влево и скрыться в лесу, но это значило дать Ворону повод пристрелить его. Они шли посреди лагеря, и Риз все пытался придумать, как предотвратить неизбежное, но не успел он опомниться, как они уже были на месте. Десятник спрыгнул с лошади.

– Как мой папаша говорил: ляжешь с собаками – встанешь с блохами. Давай. Располагайся, будь как дома.

Было обидно, что не осталось сил сопротивляться, но Дэл вдруг почувствовал себя дряхлым стариком, таким же, как эти пятисотлетние длиннохвойные сосны. Он повиновался и, улегшись в ящик, тут же ощутил запах, в котором безошибочно узнал запах смерти. Ворон достал нож и принялся чистить ногти, бормоча себе под нос что-то философское о природе вещей. Наконец он щелкнул лезвием и навис над Дэлом – ни дать ни взять плакальщик на похоронах, глядящий сверху на покойного.

– Здесь мало кто долго выдерживает, – предупредил он. – Подумай о своем поведении. Кто знает, может, выйдешь другим человеком.

Он захлопнул крышку, щелкнул замком, и Дэл оказался погребен заживо.

Буч окинул ее скептическим взглядом.

– Твое слово против моего.

Рэй Линн, подавленная и измученная, повторила слова, которые говорила уже тысячу раз:

– Я сделала то, что должна была сделать. У него были страшные боли. Он умирал.

Буч скривился:

– Угу. А по-моему, это ты стреляла в него оба раза.

– Да зачем, бога ради?!

Крэндалл пожал плечами.

– Понятия не имею. Мало ли какие могут быть причины.

– Ты здесь больше недели не показывался, что ты можешь знать?

– Что видел, то и знаю, вот так-то.

Рэй Линн, совсем как Уоррен когда-то, всплеснула руками, словно отмахиваясь от Буча и его слов. Тот как уселся за кухонный стол, увидев ее на коленях подле Уоррена, так и не двинулся с места. Сначала Рэй Линн подумала, что мужнин друг хоть как-то поможет ей в горе. Но нет: он выслушал ее и сделал вывод, будто ей есть что скрывать. Теперь она была просто вымотана и раздавлена. Сидела сгорбившись, время от времени роняя голову на руки. Чувство было такое, будто ее всю вывернули наизнанку. Крэндалл развалился на стуле и уходить не спешил: сидел, закинув руки за голову и опустив веки, так что она не могла ничего прочитать в его глазах.

Наконец он сказал:

– Я знаю, как поправить дело.

Рэй Линн выпрямилась и скрестила руки на груди.

– Тут уже ничего не поправишь. Вот он лежит, и мне осталось только сделать для него все, что полагается.

– Юджину будешь сообщать?

Она наконец выдохнула и ответила:

– Конечно.

– И что же ты ему скажешь?

По правде говоря, она сама не знала. Рэй Линн чувствовала себя виноватой, но не по той причине, которую придумал себе Буч. Она должна была придержать лестницу, как просил Уоррен, – тогда он, может, и не сорвался бы. Должна была сразу вызвать врача, несмотря на запрет. Такое трудно – если вообще возможно – понять кому-то, кроме нее самой и Уоррена. Юджину можно написать, что отец упал с лестницы и умер от травм. Это же правда. А больше ничего говорить не нужно. Буч видел, что Рэй Линн колеблется, и на лице у него появилось плутоватое выражение.

– Вот что я тебе скажу. Мы можем все уладить. Ничего мудреного, проще простого. Ты будешь со мной – ну, понимаешь, как жена с мужем, – а я никому ничего не скажу. Ни Юджину, ни кому другому. Это будет наш маленький секрет.

Рэй Линн в ужасе уставилась на Крэндалла, не веря своим ушам. Правда, он и сам все-таки покраснел как рак после этих слов. Так вот, значит, как он собирается поправить дело? Да боже упаси! Не говоря ни слова, она встала и указала на дверь.