– У нас тут небольшая дискуссия, – почтительно кланяюсь я, движением фокусника убирая за спину окровавленные кинжалы. – Мы поспорили о… о… э-э-э…

– О поэзии трубадуров, – приходит мне на помощь барон, недовольным жестом отстраняя телохранителей.

Те, порыкивая подобно цепным псам, нехотя сдвигаются в стороны, глядят внимательно и недобро, словно я нанес лично им смертельное оскорбление. Далеко не отходят, надо будет – через несколько секунд живая стена тел укроет от нас Жиля де Рэ.

– Да, вот именно, – с трудом сведя губы в слабое подобие улыбки, соглашаюсь я с бароном.

Некоторое время все оценивающе разглядывают друг друга, баварцы – со спокойным осознанием силы, французы – с вызовом.

– Я надеюсь, господин де Лаваль, – фыркает наконец Жанна, – что это последняя… поэтическая дискуссия с моим личным лекарем, которую вы проводите. На будущее я запрещаю проводить подобные турниры. А если у вас мало врагов по эту сторону Луары, переберитесь на ту!

Крутанувшись на месте, она быстро удаляется, за ней дружно топают гиганты Пьер и Жан, на фоне которых она кажется семилетним ребенком. Оставшиеся молча провожают Деву хмурыми взглядами, затем конфликт как-то сразу заканчивается.

– Отойдемте, господин барон, – приглашающе рычит Жак де Ли и молча кивает мне, мол, ты тоже двигай с нами.

Мы втроем отходим на пару десятков шагов – здесь, на дальнем краю поляны, никто не сможет нас подслушать, – и баварец без обиняков спрашивает Жиля де Рэ:

– Что это вам в голову пришло?..

– А что, я должен давать вам объяснения? – фыркает барон, без особого страха меряя взглядом нависающую над ним металлическую статую.

– Мне – нет, – баварец подчеркивает интонацией первое слово, – а вот дофину…

– Кузен послал меня сюда, – надменно замечает барон, – поручив руководство отрядом.

– Но не собственной свитой Девы! – веско роняет баварец. – К тому же сьер Армуаз – личный телохранитель Жанны и доверенное лицо Карла Валуа. Дофин сам отобрал его из доброй сотни кандидатов!

Вот это удар! На лице барона удивление сменяется испугом, но вельможа тут же берет себя в руки. Он смотрит мне прямо в лицо, в глазах застыл вопрос.

«Да, – так же молча отвечаю я. – Где надо, о тебе знают всю правду. Убьешь меня, ничего не изменится. Но раз уж тогда сбежал, то живи… пока. Зарабатывай прощение, если сумеешь».

– Ну что, случившееся можно считать недоразумением? – басит баварец.

Барон высокомерно кивает, подскочивший оруженосец протягивает ему шлем, и, запахнув теплый плащ, Жиль де Рэ быстро уходит. Я и не ожидал от него извинений, кто я для одного из первых вельмож Франции, но все равно приятно, когда такой петух отступает.

– Ходи оглядываясь, – негромко гудит баварец. – Эта тварь мстительная, по глазам вижу. Пока ты в безопасности, но вот когда он приведет отряд в воинский лагерь в Блуа, можно ждать всякого.

– Бог не выдаст, свинья не съест, – хмыкаю я в ответ. – Мужчинам никто и не обещал легкой жизни.

И лишь одно продолжает тревожить меня весь остаток этого дня, длинного до бесконечности. Мне это почудилось или и впрямь произошел некий непонятный обмен взглядами между бароном де Рэ и средним из баварских «братьев», Жаном де Ли? Отчего-то у меня создалось впечатление, что барон отступил с его молчаливого указания, если не сказать больше – повеления. Да такого просто не может быть. Один из высших вельмож Франции повинуется безмолвному приказу простого баварского рыцаря, что за вздор!

«Если только оба не состоят в неком тайном обществе, – размышляю я. – Именно в таких организациях принято скрывать кого-то важного под маской обычнейшего человека».